И наконец, в силу того, что многие из нас с удовольствием называют современным просвещением, идея мучительной раны трансформировалась из понятия религиозного в художественный образ. Но, как ни печально, при этом он существенно померк. Утратив свое основное значение, он сохранился как фантастическое, невероятное приключение, но поэтов оно не вдохновляло. Мучительная рана утратила свою силу, и дни ее сочтены.
1
До того как Кретьен де Труа, или Готье, или Робер де Борон создали свои романы о Святом Граале, древние теории, которые нас интересовали, были подвергнуты тщательной обработке. Их начали интерпретировать по-новому, чтобы они соответствовали их особой цели. В литературных произведениях, посвященных Граалю, немало подобных примеров, и мы изучим их в связи с образами копья и котла, которые увидел Гавейн, когда у него состоялась неприятная встреча с безымянным трупом.
«Думаете, что сэру Гавейну не было страшно, когда он вот так оказался в одиночестве? Скажу я вам, был он полон сомнений и гнева оттого, что это с ним приключилось. Он смиренно препоручил себя Господу и молился о том, чтобы он хранил его от беды, печали и злых чар, ведь то было в Его власти. И вдруг он увидел копье с белоснежным наконечником, установленное вертикально на постаменте, в богатом серебряном сосуде, а перед ним горели две свечи, озаряя все вокруг. С кончика копья струилась кровь прямо в этот сосуд, капли ее, переливаясь через край серебряной чаши, окрашивали ее в розовый цвет. Но эта чаша не могла быть переполнена, потому что через яркий мундштук, отделанный зелеными изумрудами, кровь попадала в золотой желоб, который стараниями какого-то мастера вел через весь зал, но Гавейн не мог понять, куда именно»67.
Эти копье и сосуд, безусловно, связаны с копьем и котлом Балина и Писира, но это копье кровоточит, так что мы сталкиваемся с серьезной проблемой. Многие исследователи, проводившие ее тщательный анализ, признали, насколько она исключительна; следовательно, копье Грааля оказалось в центре самых ожесточенных споров. Хотя я изначально стремился избегать полемики с другими исследователями, эту дискуссию не могу обойти стороной.
До сих пор мы разделяли мнение профессора Брауна, который считал, что у копья Грааля кельтское происхождение. Когда он подробно обсуждает и копье Писира, то становится трудно поверить, что это сходство случайно. Сходство мучительной раны с ослеплением короля Кормака покажется странным, если не учитывать последствий этой связи образов друг с другом. Более того, Балин и Пеллеан, как я старался продемонстрировать, вероятно, являются богами плодородия. Было бы естественно, если бы они были связаны с оружием-молнией; и Луин Кельчар очень его напоминает.
Однако против этого аргумента свидетельствует то обстоятельство, что в ирландских мифах не было обнаружено никакого кровоточащего копья, поэтому утверждение о кельтских прототипах образа копья Грааля несостоятельно. Противники теории о его кельтском происхождении предлагают в качестве такого прототипа христианский образ копья, которое действительно кровоточит, но никогда не изображается вместе с котлом (а копье Луин Кельчар изображается именно так, как и копье, нанесшее мучительную рану, и видение, открывшееся Гавейну) или в ситуации, напоминающей эпизод с мучительной раной (как Луин Кельчар в двух старинных описаниях)68. Мне это доказательство кажется вполне убедительным.
Хотя нам не требуется высказываться в пользу теории о христианском происхождении образа копья, в противовес теории о его кельтском происхождении мы тем не менее должны признать, что копье, которое макнули в кровь, и копье, из которого она капает сама по себе, – это два принципиально разных образа69. Иногда кровоточащее копье предстает чем-то более значительным, чем просто оружие-молния, и сейчас мы попробуем выяснить, чем бы оно могло быть.
В заключении к «Темайр Брег
[40]» Макалистер высказал предположение о том, что «на Крите и в Античной Греции мы видим ярчайшие проявления древней культуры Европы. Возможно, только в Ирландии у нас есть возможность исследовать тот материал, из которого строилась эта цивилизация и с помощью которого можно делать ее интерпретации»70. Макалистер полагает, что Темайр (холм Тары) можно отнести к «ирландскому воплощению европейских культов»71 и что мы можем проследить корни этих европейских культов в некоторых ритуалах элевсинских мистерий72. Он указал на ряд свидетельств того, что у культов Греции и Ирландии, возможно, общие корни73, и убедительно продемонстрировал сходство греческих и ирландских ритуалов74. Наконец, он выявил существование торговых связей между эгейскими культурными центрами и северными племенами75, а это значит, что они участвовали не только в торговле оловом и что у них существовали похожие обычаи.
К числу подобных похожих обычаев в Ирландии и Греции можно отнести магические ритуалы, которые способствовали пробуждению плодородных сил земли и помогали расти злакам. Эти ритуалы в Греции ассоциировались с поклонением таким богам, как Аттис, Дионис, Деметра, Геката и Кибела, и были связаны с фаллической символикой и эротическими образами. Мисс Вестон высказала предположение, что подобные культы могут быть источниками легенды о Граале76. Она заметила, что копье и котел – это «сексуальные символы, которые уходят корнями вглубь незапамятных времен и распространены по всему миру. Копье или клинок воплощают мужское начало, а чаша, ваза – женскую животворную энергию. Когда эти символы находятся вместе… Копье над вазой… их значение выражается в знакомом “жизненном” символизме, и их расположение абсолютно уместно, формирует часть ритуала, воспроизводящего жизненные процессы и акт воспроизводства животворящих сил»77.
Учитывая доказательства того, что копье – это оружие-молния, мне трудно принять доводы мисс Вестон о том, будто романы о Граале восходят к мистическим культам, но я полагаю, что они могли повлиять на их начало и сыграли важную роль в формировании этой легенды. Что касается копья, я считаю, что давным-давно некоторые приверженцы какого-то мистического культа могли использовать образы ирландского сверкающего жезла и котла для отправления своих культов, и, адаптируя их к фаллическому символизму, наделили этот образ теми свойствами, которые в другой ситуации никак не были связаны с образом молнии. Я полагаю, что, прежде чем Готье узнал про котел и копье, эти образы в измененном виде были адаптированы в мистическом культе, символизируя ту самую ситуацию, в которой они фигурировали первоначально, и что когда кровоточащее копье возникает в романах о короле Артуре, оно, возможно обладает двойным символическим смыслом.
Профессор Браун неодобрительно отзывался о гипотезе мисс Вестон, утверждавшей, что копье и котел в легенде о Граале были связаны с ритуалами из кельтского фольклора78. Но тенденция двух авторитетных критиков с энтузиазмом защищать свои открытия не должна привести нас к выводу, что оба они неправы. Я не знаю, какие могут быть возражения против того, что их точки зрения весьма ценны, и что может помешать прийти к заключению, что прежде, чем эта легенда о Граале превратилась в роман, на нее оказали воздействие как минимум два важных фактора. Когда эта история была еще легендой, зародившейся на Британских островах (а именно этот этап ее развития нас особенно интересует), она уходила корнями в такие сказания, как «Ослепление короля Кормака». Однако по мере развития она подвергалась воздействию и цензуре под влиянием мистических культов. Ярким подтверждением ее переработки является образ кровоточащего копья.
