— То, что заставит его сердце биться. Рейтанская медицина на данный момент существенно лучше гаэрской.
Возможно, утверждать не берусь, но… но гаракхай сам остановил свое сердце, намеренно остановил, и это говорило о многом. Опять же, формулировка сахира — он мог бы сказать «то, что позволит его сердцу биться», но прозвучало слово «заставит». Странный термин, особенно для медицины.
Мы покинули странное, все так же остающееся затемненным здание, Тень усадил меня во флайт, пристегнул, вручил снова лежавшую до того на сиденье бутыль и приказал:
— Пей.
Даже не подумаю!
Но отшвыривать от себя питье, несмотря на все мое желание, не стала — смысл провоцировать конфликт там, где ты не способен даже защититься в случае перехода этого самого конфликта на новый уровень.
Когда сахир занял свое место и мы взлетели, он обратил внимание и на нарушение своего прямого приказа, и на то, с каким мрачным выражением лица я сижу… вероятно, зря капюшон сняла, просто бесил неимоверно, как и вся ситуация.
— Хорошо, — усмехнулся Тень. — Буду предельно откровенен, как, впрочем, и всегда с тобой: гаракхай вкололи то, что блокирует любую попытку причинить вред как Рейтану, так и его жителям. Скажу даже больше, Лея, с этого дня он будет ревностным гражданином Рейтана, заботящимся об интересах своей новой родины.
Я как сидела… так и осталась сидеть. Сахир же добавил:
— Танаргские технологии в сравнении с нашими — детский лепет.
Что ж… после дипломатической миссии на Танарг наших весь дипкорпус лечат до сих пор, и их технологии психологического программирования стали тем, против чего у Гаэры до сих пор нет ничего, мы боремся с последствиями, не в силах остановить само вторжение в мозг наших специалистов. И Рейтан обладает чем-то еще более сильным?!
— Ты же понимаешь, что я обязана сообщить об этом своему руководству? — напряженно спросила я.
— Отчетливо, — кивнул сахир.
И улыбнулся.
Мне очень не понравилась эта улыбка.
* * *
В его дом-крепость мы вернулись глухой ночью. Мне до сих пор было неясно, как добрались целыми — летели в кромешной тьме, я не обнаружила в кабине никаких датчиков, символов, виртуальной карты. Ничего. Руль в сильных руках сахира и полная темнота вокруг. Каким образом он четко знал, куда лететь, как сумел приземлиться, лавируя между кронами гигантских деревьев, для меня оставалось загадкой.
И мне явно предстояло пребывать в неизвестности, потому что, едва приземлились, Тень отстегнул меня, открыл дверь флайта и указал на выход. Молча.
— То есть я могу идти куда хочу? — поинтересовалась я, озираясь во мраке.
Словно в ответ на мой вопрос, вспыхнул весь каменный двор дома сахира, отдельно ярко засияла лестница, открылась дверь в дом, а в воздухе замигали указующие на вход алые неоновые стрелки.
— Можешь, но следуя указателям, — издевательски произнес Тень.
Выпрыгнув из флайта, мстительно забыла бутылку на сиденье.
Словно не заметив этого, сахир стартовал резко вверх, едва не сбив с ног порывом ветра и мгновенно исчезнув в темном беспросветном небе, на котором из-за закрывающих его крон деревьев не было видно даже звезд.
А я осталась стоять, игнорируя требующее моего водворения в дом светопреставление.
Прошлась по двору, изучив его вдоль и поперек и вдыхая свежий лесной воздух, в котором отчетливо ощущался привкус надвигающейся грозы. Идти в дом не хотелось, я бы с гораздо большим удовольствием прогулялась по лесу, хотя бы просто прогулялась.
И тут заметила девочку. Ребенку было около девяти, не больше, огромные глаза смотрели на меня испуганно, волосы были растрепаны, в ручках какая-то поделка из дерева, напоминающая куклу.
— Катаэ-а, — произнесла я приветствие, каким на Рейтане следовало обращаться к детям, причем именно к девочкам.
Она заметно вздрогнула и посмотрела на угол дома, за которым, кажется, хотела спрятаться, но там стояли охранники с псами. У меня возникло ощущение, что ребенка выпустили поиграть под покровом ночи, а тут я, светопредставление и собаки с охранниками.
— Катаэ-а, — повторила, плавно делая шаг к малышке и стараясь не напугать ее своим приближением.
— Ааса, — нервно ответила она.
И поклонилась, как того требовали традиции. Жуткий мир — женщин тут учили кланяться с детства.
Подойдя, присела перед ребенком и из положения ниже ее роста мягко спросила:
— Что ты здесь делаешь?
Ребенок заметался, причем практически буквально, она переступала с ноги на ногу, но так, словно металась из угла в угол в ограниченном пространстве, затем посмотрела на меня исподлобья и прошептала:
— С бабушкой.
— А, то есть твоя бабушка работает в этом доме? — догадалась я.
Ребенок явно ожидал какой-то другой реакции, причем нехорошей, а потому теперь девочка смотрела на меня как-то странно, но очень напряженно и в ожидании максимально худшего.
— Прости, я не с Рейтана, я не знаю, обидела ли тебя этим вопросом.
Она замотала головой и прошептала:
— Это я оскорбляю вас своим присутствием.
— Нет, — мгновенно опровергла я.
Ребенок замер, странно глядя на меня, а потом девочка улыбнулась и сказала:
— А, вы не с Рейтана, сахтини, вы не знаете традиций.
— Знаю, но не все, — уклончиво ответила я. — Научишь меня?
Уловка должна была сработать, но не сработала. Девочка прижала куклу к себе и тихо, вообще едва слышно, выдохнула:
— Вы забудете.
— Забуду что? — не поняла я.
— Вы все забудете, — очень грустно глядя на меня, пояснила девочка. И добавила: — Все забывают плохое.
Помолчала и сказала вообще едва различимо:
— Я тоже буду забывать, когда вырасту, а сейчас мама отправляет меня к бабушке, когда наступают «плохие ночи». Здесь безопасно.
Как сидела, так и осталась сидеть. Гаракхай, который «все забудет», женщины, которые «забывают плохое», «плохие ночи»…
Где-то позади дома-крепости со скрипом открылась дверь и раздался нервный, но тихий окрик:
— Ратена!
Девочка вздрогнула и хотела было метнуться на зов бабушки… но охрана продолжала стоять там, на границе света, и безобидной она не выглядела.
— Идем, проведу тебя через дом, — сказала я, поднимаясь и протянув ребенку руку.
Девочка прикоснулась ко мне несмело, а затем детские пальчики крепко сжали мою ладонь.
Мы миновали двор, вошли в дом и вздрогнули обе, когда стальная дверь захлопнулась за нами с грохотом. После я провела Ратену на кухню, где ее встретил явно дедушка — взгляд у мужчины был откровенно злой, и дите сжалось, предчувствуя, похоже, порку.
