Единственный высокопоставленный мошенник, у которого, возможно, есть связи с мафией. Воплощает в себе типажи всех суперзлодеев одновременно.
Энни:
Судя по публикации в «Пост», обвинения ему все-таки выдвинут. На любого суперзлодея найдется свой криптонит. И даже у кошек всего по девять жизней.
Кэм:
Ха, хорошо сказанула. Бедная Вероника. Ее жизнь вот-вот полетит под откос. Мне ее даже немного жаль. Хотя, погодите-ка… нет, ничуточки не жаль.
Энни:
Фу, Кэмерон. Ни капельки сочувствия в тебе нет.
Кэм:
Ой, я тебя умоляю. Ты забыла, как она однажды «случайно» заказала мне футболку размера XXL на наше выступление чирлидерш, а потом притворилась: мол, она и правда думала, что это мой размер. Она мне эту футболку вручила на глазах у всей команды, еще и цирк развела: она «нечаянно неверно оценила мои формы». В смысле – ЧИВО?!
Энни:
Не, не забыла. А я вот вспомнила, как она начала вешаться на Томми Уитмора через три секунды после того, как я призналась ей, что влюбилась в него. Так что я тебя ничуть не осуждаю за безжалостность. #уважуха_тебе, киса.
Кэм:
А тебе она чем насолила, Никки? Раз уж мы делимся пережитым.
Ник:
Да ничем типа. Ничего такого не было. Так, по мелочи, как и всем остальным. Главное то, что она ДЛЯ МЕНЯ ничего не сделала. И СО мной, если вы понимаете, о чем я. А мне это как-то не зашло.
Кэм:
Так ты обозлился на нее за то, что она с тобой не замутила? Фу, ну ты и свинья. И почему я не удивлена?
Энни:
Так кто сходит в «Барнейс» в десять? Ну там шуму будет. Хочу знать все подробности.
Кэм:
Я этим займусь, котики… Через пару минут иду туда. Говорят, у них там новый завоз туфель на каблуках и утром выбросили убойные шпильки. Подпорчу себе карму, пошпионю за Ви, а чтобы утешиться, куплю себе что-нибудь прикольное.
Энни:
Ты, подруженька моя, настоящая аристократка духа.
Кэм:
Ага, ты, главное, помни об этом.
Глава пятнадцатая
Вероника
У Холли Голайтли была теория о целительной силе покупок (хотя в ее случае, конечно, оставалось только любоваться витринами). И единственным способом избавиться от плохого настроения был для нее поход к «Тиффани». В те «дни, когда ты на стенку лезешь»
[12] такой визит помогал ей успокоиться сразу, мгновенно. «Разве что-нибудь плохое с тобой может приключиться там?» – говорила Холли об этом ювелирном магазине. И я точно знаю, что она имела в виду.
Для меня такое место – это «Барнейс». У меня едва оставалось время выпить кофе, купленный в «Лало», прежде чем взять такси и мчаться туда.
(Я знаю. Uber. Будто я деревенщина какая-то. Но маме нужна была наша машина и помощь Андре, так что я не стала с ней спорить, я же знаю, как она сейчас занята. Да, это правда. В душе Вероника Лодж – мученица.)
Ну, если Холли Голайтли могла «просто взять такси» и поехать к «Тиффани», то я так же поступлю с «Бар-нейс». В ее случае речь шла о психотерапии. В моем же – это работа.
Но психотерапевтический момент тоже налицо.
«Там все так чинно, благородно». Вот почему Холли сразу успокаивалась в «Тиффани». И да, «Барнейс» тоже смотрелся благородно – знаменитый красный навес, витрины, оформленные Саймоном Дунаном (они перевернули общее представление о дизайне витрин). Все отделано белым мрамором и уравновешено симметрией черных дверных рам и ярко-красных мягких кресел, акцентирующих внимание на местах отдыха для элитных клиентов. Триумф геометрии, подлинное воплощение роскоши. А тот факт, что я могу приходить сюда «по работе»? Как вишенка на торте из кондитерской «Момофуку милк бар». (Такой торт мы покупаем на день рождения. И еще трюфельный тортик, а то и два, если надо меня задобрить.)
Дверь открылась с радующим душу шорохом, который говорил о том, что стоит переступить этот порог, и вся жизнь по другую сторону словно перестанет существовать. Те из нас, кому удалось пересечь величественные врата этого священного места, перешли Рубикон, обеспечив свое место среди элиты. Изысканные, пленительные ароматы с нотками полированного дерева и дорогих духов, витавшие в «Барнейс», говорили о том же – о подлинной роскоши.
Безликие манекены, наводящие на мысли о хипстерском реквизите со съемочной площадки «Заводного апельсина», кутались в толстые шерстяные кофты и кремовый кашемир, хотя снаружи царило знойное лето. Конечно, здесь не существовало времен года. Здесь всегда царила утопия.
Меня как магнитом притягивал к себе ювелирный отдел – новая коллекция кулонов с кисточками от Дженнифер Мейер словно кричала мне: «Устроим девичник в клубе „Сьело“!», – но сейчас я пришла сюда по делу.
(Ой, да ладно, кого мы пытаемся обмануть? Я могла и решительно собиралась совместить работу и собственное удовольствие. Но в первую очередь, конечно, работа. Не настолько уж я безответственная.)
Отдел женской одежды находился на четвертом этаже, поэтому я усилием воли заставила себя пройти мимо восхитительнейшего стенда с потрясающими туфлями на шпильках и двинуться в сторону эскалатора. В этот самый момент мимо прошла Элена, одна из моих любимых здешних продавщиц. Девушка несла в руках груду полосатых шелковых платьиц, трепетавших при каждом движении, словно крылышки феи.
– Привет, зая! – Я помахала ей рукой. – Кла-асс. Мне тут надо взять кое-какой реквизит для съемки, но пообещай, что отложишь мне одно такое платье. Фиолетовое, конечно.
(Фиолетовый – цвет аристократии.)
Элена остановилась, но как-то неуверенно.
– Ой, я… несла эти платья на глажку… – пролепетала она, почему-то заливаясь краской. – Дело в том, что я не знаю, когда их вывесят в зале.
Я нахмурилась. В смысле я все-таки отчасти шутила, когда попросила ее отложить мне платье. Но даже если бы я не шутила, что она плетет? Порядок всем известен: я говорю, чего я хочу, и получаю это.
Все очень просто.
По крайней мере должно быть просто.
Я сделала вид, что не заметила ее неуверенности.
– Отлично! – прощебетала я. – Тогда погладь фиолетовое платье в первую очередь. Можешь оставить его на кассе.
Я ослепительно улыбнулась ей, продемонстрировав мои идеальные зубки (каждый месяц их лазером отбеливаю). Вместо ответа Элена стиснула зубы и втянула голову в плечи. Она поспешно отвернулась, но я по одному только языку тела догадалась, какое у нее сейчас выражение лица. Что-то определенно было не так.
