Я выхватил ложку из коробки, прежде чем папа начал пререкаться, и от резкого движения плечи заныли еще сильнее.
Мы раскопали скутер с отломанным колесом, полотняную куклу-клоуна такого жуткого вида, будто в нее вселился злой дух, три стопки изъеденных плесенью комиксов (их я решил не выбрасывать), а потом я наткнулся на нее. Семейная фотография на самом дне коробки: мама, папа и я. И даже Вегас, свесивший набок язык, он всегда так делает, когда радуется. На фото мы все улыбались. Папа обнимал маму за плечи, она прижимала меня к себе.
Неужели тогда-то все и началось? То самое, из-за чего она решила, что ей будет лучше без нас? Быть может, где-то на снимке таится разгадка? Папа смотрел на маму, но ее взгляд был направлен в объектив камеры. Могли ли мы в тот миг догадаться, заранее предвидеть, что случится?
– М-м-м… слушай, пап, – неловко начал я. – Я тут хотел спросить… Ты с мамой давно говорил?
Может, они тайно общались все это время. Может, она знала, что у папы сейчас проблемы с работой, и решила вернуться. И прямо сейчас собирает чемодан.
Снова та же игра в «А что, если?».
Папа отвел глаза.
– Она очень занята. Только вышла на работу в новой фирме.
– Ну ясно.
Лучше не думать об этом. Новая работа – значит, надолго. Даже я не мог притворяться, что дела обстоят иначе.
– Короче, вы не говорили.
– Эй!
На какое-то мгновение я решил, что папа мне отвечает. Типа он огорчился, что я заговорил о маме, что-то в таком духе. Но когда я обернулся, он, сияя, вытаскивал из коробки что-то большое.
– Вот это точно стоит сохранить. Мой старый стратокастер!
– Ух ты!
Даже мне было понятно, что эта штука по-настоящему винтажная. Зеленая, глянцевая, покрытая гаражной пылью, гитара манила белым грифом с покрытым мелкими трещинками перламутровым бакелитом. Некоторые струны ослабли, других вообще не было. Но несмотря ни на что… стратокастер был невероятно крут.
– Пап, ты что, играл на гитаре?
Неужели мой папа когда-то увлекался музыкой? Почему никто раньше не упоминал об этом? Я словно увидел своего старика новыми глазами. Неужели когда-то и он был так же крут, как эта гитара?
– Ну так, иногда.
Отец провел пальцами по струнам, и они тихонько зазвенели, отчего мне немедленно захотелось подключить гитару и задать жару.
– Офигеть, пап. В хорошем смысле. Можно, я попробую?..
Мне вдруг до смерти захотелось поиграть на ней.
– Нельзя играть на чужой гитаре, Арч! – Папа неодобрительно покосился на меня. – Кроме того, я купил тебе твою личную гитару, не забыл?
Конечно нет. Папа подарил мне гитару на шестнадцатилетие. Акустический «гибсон» из темного дерева, крепкий и тяжелый. Я неплохо играл… но только в своей комнате. При одной мысли о том, чтобы сыграть для других людей, меня прошибал холодный пот.
Наверное, можно было объяснить это страхом сцены, но в глубине души я чувствовал… что жду вдохновения? Но вдруг оно так ко мне и не придет?
Как вскоре выяснилось, волноваться не стоило.
* * *
– Арчи, как слышите нас? Прием! Что случилось?
– Что? – Я заморгал.
Солнце поднималось все выше, заливая светом панорамное окно мисс Гранди – Джеральдины. Она казалась лишь темным силуэтом на фоне этого окна, но я все равно чувствовал ее удивление. В лучах солнца ее волосы сияющим нимбом окружали голову. «Твои волосы сияют…». Хм… Может, использовать эту фразу в песне? Рядом с мисс Гранди я все время думал словами песен. Вот так она на меня влияла. Я был как персонаж попсовой любовной песни.
– Прости, я просто задумался.
– Да, и похоже, о чем-то серьезном. – Она улыбнулась. – Ты будто в транс погрузился.
Так и было. Я снова играл в «А что, если?». Что, если бы Бетти не уехала в Лос-Анджелес? Что, если бы папа не попросил меня поработать у него на стройке? Что, если бы мы не откопали ту старую гитару и я не начал снова играть, пусть только в своей комнате? Что, если бы я не пошел домой с работы пешком в тот жаркий день в конце июня? Что, если бы голубой «Фольксваген», которого я раньше никогда не видел, не притормозил рядом со мной на дороге?
* * *
– Арчи Эндрюс? Ты почему разгуливаешь по такой жаре?
Я прищурился. За рулем сидела какая-то женщина с волнистыми темно-русыми волосами, в ее глазах, полускрытых солнцезащитными очками, светилось беспокойство. Да это же мисс Гранди, наша учительница музыки. Я едва узнал ее – вне школьных стен, без строгого костюма, в котором она ходила на работу.
– М-м-м… Силу воли тренирую!
Прозвучало по-дурацки, и мы оба рассмеялись.
– Давай я тебя подвезу, пока ты с солнечным ударом не свалился. – Она перегнулась через сиденье и открыла мне дверцу.
В тот день она довезла меня прямо до дома. Я не придал этому особого значения, разве что подумал мельком, как странно видеть учителей не в школе, а где-нибудь на улице. Но на следующий день Джеральдина опять подобрала меня неподалеку от стройки, будто специально приехала, чтобы подвезти домой. И на третий день, и на четвертый. А потом мы будто пришли к какому-то негласному соглашению.
Отчасти я всегда буду верить в то, что сама судьба свела меня с ней в тот день. У меня вдруг появился кто-то, с кем можно было поговорить об игре на гитаре… и о песнях, которые я начал писать, – так, обрывки строк в основном, но это только вначале. Мисс Гранди увидела гитару у меня на крыльце и спросила, играю ли я.
Когда Джеральдина попросила меня сыграть, я испугался, что ей не понравится. Пытался отказаться, она настаивала. Мне казалось, что, послушав меня, она сбежит, и тогда я вернусь к тому, с чего начал. Останусь один.
Но мисс Гранди очень серьезно отнеслась к моей игре. Она увидела во мне то, чего не видели другие, даже Бетти. Когда я играл для Джеральдины, она так улыбалась мне… и все вдруг обретало смысл.
– У тебя есть потенциал, Арчи, – сказала она. – Ты не думал брать частные уроки игры на гитаре?
Мы оба знали, о чем она спрашивает на самом деле. И мы оба знали ответ на ее невысказанный вопрос: «Да».
Постепенно нас сблизило увлечение… не только музыкой. Однажды вечером, не говоря ни слова, Джеральдина свернула с дороги. И не успел я опомниться, как она уже остановила машину в укромном месте на берегу Свитуотер. Вскоре это стало местом наших тайных встреч.
* * *
Может быть – и даже скорее всего, – я понимал: то, что мы делаем, неправильно (она ведь моя учительница, и вполне вероятно, наши отношения противозаконны, хотя все происходило с нашего взаимного согласия). Но мне уже было все равно. Ни к кому еще я не испытывал такого чувства, как к ней. Джеральдина стала самым важным человеком в моей жизни.
