И опять Ким задумалась, что могло вызвать переход этой женщины в Хиткрест. Что-то в ней совсем не подходило к окружающей ее атмосфере.
– Джоанна, у вас есть что-нибудь, написанное рукой Сэди, чтобы мы могли взглянуть? – спросила инспектор (интересно, когда ей стало проще называть эту женщину по имени?). Она хотела сравнить написанное Сэди с письмом, которое лежало у нее в кармане.
– А вам не достаточно ее писанины? – Учительница нахмурилась.
Ким пожала плечами. Даже Уэйд считала, что личные вещи девочки будут полны ее стихов и рассуждений.
Преподавательница повернулась и открыла раздвижные двери шкафа.
– Командир, – сказал Брайант, – я, пожалуй, пойду поищу кофе.
Стоун благодарно улыбнулась ему. Она не пополняла запасы кофеина в своем организме с того момента, как уехала из участка.
Джоанна вытащила скоросшиватель с арочным зажимом, раскрыла его и стала просматривать его содержимое, а Ким устроилась рядом с ней.
– Несколько дней назад она написала стихотворение, которое до сих пор не дает мне покоя. – Уэйд продолжала по одной переворачивать страницы с разными именами в правом верхнем углу.
– Почему вы оказались здесь? – внезапно спросила Стоун, удивляясь себе самой.
Та Джоанна Уэйд, которую она встречала пару лет назад, была гораздо энергичнее и жизнерадостнее Джоанны нынешней. Теперь в ней чего-то явно не хватало. Как будто ее пару раз пропустили через стиральную машину и она слегка полиняла.
Рука женщины на мгновение замерла, а потом взялась за следующую страницу.
– Это будет стоить вам всего одну игру в дартс, – ответила она.
Этот ответ, одновременно меркантильный и в то же время уводящий беседу в сторону, вызвал у Ким смех.
– Вот как раз то, что она написала на прошлой неделе. – Джоанна вытащила страничку из скоросшивателя и положила ее перед детективом. – Это не то, что я искала, но оно даст вам некоторое представление о таланте Сэди.
В стихотворении, которое занимало всю страницу, стояло лишь по одному слову в каждой строке.
Стоун дважды прочитала его и покачала головой.
– Не понимаю, – честно призналась она.
– Темой была «разобщенность», – пояснила ее собеседница. – А теперь прочтите еще раз.
Ким прочитала.
– Ну хорошо, все эти слова, так или иначе, связаны с разобщенностью, но для этого надо было просто заглянуть в любой словарь синонимов.
Уэйд в отчаянии закатила глаза.
– Постарайтесь отрешиться от самих слов, инспектор. Посмотрите на него как на единое целое.
Детектив взглянула еще раз, не думая о значении слов.
– По одному слову в строке, окруженному пустотой. Другие слова присутствуют, но стоят не очень близко, – сказала она.
– Вот именно, – согласилась с ней учительница. – Сэди смогла раскрыть тему не только словами. Она саму пустую страницу заставила говорить о разобщенности. Совсем не плохо для тринадцатилетней девочки, как вы считаете?
Ким согласно кивнула, и Джоанна нахмурилась.
– Теперь я вспомнила. То стихотворение я отдала психологу. Я заберу его, чтобы вы смогли взглянуть.
Стоун достала из кармана письмо Сэди.
– Что вы об этом думаете? – спросила она. – Зная ее сочинения так, как знаете их вы?
Ким знала, что Сэди не убивала себя. Тогда откуда же взялась эта предсмертная записка?
Джоанна прочитала письмо, подумала и прочитала его еще раз.
– Сэди вполне могла написать нечто подобное.
– Но…
– Не знаю… В нем есть что-то неправильное. – Преподавательница посмотрела на Стоун. – Но, честно сказать, я не знаю, что именно.
Ким почувствовала то же самое, когда впервые прочитала письмо в доме Винтерсов и перечитала его в машине.
Джоанна продолжала изучать текст, и в этот момент в дверях появился Брайант с двумя стаканчиками кофе в руках.
Уэйд, нахмурившись еще сильнее, закрыла рукой верхнюю часть листа со словами «дорогие мамочка и папочка», которые резали слух Ким.
– А вот теперь прочтите, – предложила она.
Инспектор стала читать вслух:
– «Не могу найти слов, чтобы объяснить вам, что я чувствую. Изо дня в день мои мысли напоминают тропические джунгли, заросшие непроходимой листвой. Время от времени в них поднимается туман, который закрывает солнечный свет. Я пытаюсь его преодолеть. Я пытаюсь добраться до вас, но джунгли встают у меня на пути. Я так стараюсь не обмануть ваши ожидания, но мне приходится идти по осколкам реальности, потому что в то же время я хочу быть самой собой. Хотя я пока и не знаю, что это значит. Я не знаю, сколько еще времени смогу существовать в этом тумане, ожидая, что же из меня в конце концов получится. Все это слишком тяжело. Я не могу больше этого выносить. Я должна положить этому конец».
– Вы поняли, что я имею в виду? – спросила Уэйд.
Ким кивнула в знак того, что поняла.
– Вам придется просветить меня, – заметил Брайант.
– Это совсем не предсмертная записка, – объяснила инспектор своему коллеге. – Убери обращение – и получится крик о помощи, который кто-то попытался выдать за предсмертную записку.
Глава 29
Шон Коффи-Тодд понял, что опять остался последним в раздевалке. Он сложил полотенце и убрал его в пластиковый пакет, прежде чем положить в спортивную сумку. И хотя уже прозвучал звонок к началу следующего урока, школьник не собирался торопиться и запихивать мокрое полотенце к учебникам. Однажды он это уже сделал, а потом его заставили попытаться прочитать собственное эссе о Генрихе VIII, превратившееся в комок мокрой бумаги с растекшимися буквами. Ошибки, сделанные им в слове, которое должно было означать «охотиться», довели его четырнадцатилетних одноклассников до истерики, которая продолжалась до самого конца урока. Мисс Уэйд не погладит его по головке, если он это повторит.
Шон поднял сумку и забросил ее на плечо. От этого усилия он почти потерял равновесие. Парень часто забывал, сколько всего было понапихано в его сумку. Закатив глаза, он повернулся к скамейке и позволил сумке соскользнуть с его плеча на деревяшку.
Расстегнув боковой карман, подросток дотронулся пальцами до «ЭпиПена»
[34] – Коффи-Тодд всегда проверял его наличие после того, как сумка хоть какое-то время находилась вне зоны его внимания. Четырнадцатилетние мальчики часто бывают невнимательны, но после опасного случая, когда он воспользовался ножом, плохо отмытым от арахисового масла, Шон поклялся себе никогда больше не выходить никуда без «ЭпиПена».