Стейси проигнорировала его восклицание и продолжала печатать.
– Я сказал: «Боже ж ты мой», – повторил сержант.
– Это я уже слышала, Кев, – отозвалась констебль. – Так же, как и твои громкие вздохи, которые ты издавал в последние полчаса лишь для того, чтобы привлечь мое внимание. – Она отодвинула клавиатуру. – Считай, что ты своего добился. Что у тебя там?
– Ты хоть представляешь себе, что происходит в таких местах? – Кевин недоверчиво покачал головой.
– О каких местах речь? – уточнила его коллега.
– О школах вообще и частных школах в частности. Обо всех этих закрытых клубах и тайных обществах.
Стейси покачала головой.
– Даже в Йельском университете
[45] есть суперэлитарное секретное общество студентов, которое называется «Череп и кости», – сообщил ей сержант. – Его члены встречаются во всяких гробницах. Они называют себя «костями», и в их число входят президенты, члены Верховного суда, министры и промышленные лидеры.
– И что из этого? – Вуд пожала плечами.
– Для каждого важного события в жизни у них есть специальный цифровой код. Здесь говорится, что связи между «костями» превосходят по силе все другие связи в их жизни.
– Кев, что ты хочешь…
– У тебя от этого мурашки по телу не бегут?
Стейси отрицательно покачала головой.
– Люди вообще любят быть членами каких-то эксклюзивных групп и другого подобного дерьма. Разве тебе никогда не хотелось стать членом какой-нибудь группы или банды в школе? – поинтересовалась она.
Доусон покачал головой. Ему было достаточно, когда его не шпыняли и не издевались над ним ежедневно.
– А вот мне хотелось, – призналась констебль. – В две тысячи седьмом мне было десять лет. Поппи Мидоуз… – Она закатила глаза. – Классное имя, не так ли? Она была самой популярной девочкой в школе. Хорошая семья, роскошная одежда, хорошие друзья. У нее все было в превосходной степени, и мне хотелось быть членом ее банды.
Улыбка на губах Стейси подогрела интерес Доусона. Может быть, она поможет ему разобраться в том, что он только что прочел?
– И что же ты сделала? – спросил сержант.
Вуд задумалась, надув губы.
– Она была лучшей гимнасткой в школе, и ее группа состояла из лучших спортсменов. Поэтому я решила, что если смогу поразить ее своими акробатическими способностями, то она меня в нее примет.
– Продолжай, – поторопил ее Кевин.
– Всю ночь я тренировала колесо на заднем дворе. К тому моменту, когда я легла, кисти рук у меня отваливались, но я была уверена, что мое колесо почти идеально.
– И?.. – спросил Доусон, чувствуя, что конец будет несчастливым.
– Я подождала, пока они все соберутся вместе, досчитала до трех и прошлась перед ними колесом.
– Неужели?
Стейси покачала головой.
– Это все произошло лишь в моем воображении. В реальности я не увидела, что мои руки оперлись о землю как раз в том месте, где сидела умирающая пчела, которая ужалила меня прямо в ладонь. Я завизжала и свалилась на землю настоящей кучей, из которой торчали ноги и руки.
– А они хоть заметили тебя? – расхохотался Кевин.
– Конечно, заметили. И ржали надо мной еще целых два года.
Сержант стал серьезным. Вуд рассказывала эту историю не восторженно, а абсолютно объективно и даже печально, так, чтобы другим была понятна обыденность того, что с ней произошло. Это был просто один из фактов ее жизни.
– Но что заставило тебя это сделать? – спросил Доусон, не понимая, почему ей так хотелось унизить самое себя.
– Наверное, хотела утвердиться в жизни. – Стейси пожала плечами. – Я хотела быть такой же крутой, как и они, хотела, чтобы меня любили, уважали, чтобы мною восхищались. Они были ни на кого не похожи, и я тоже не хотела ни на кого походить.
– И что же ты готова была сделать, чтобы тебя приняли в это сообщество? – спросил сержант.
– Послушай, Кев, откуда такая серьезность?
– Не увиливай, – потребовал Доусон. – Так на что ты готова была пойти, если б тебя попросили?
Стейси задумалась.
– Честно – не знаю. А почему ты спрашиваешь?
– А ты хоть представляешь себе, – с этими словами Кевин ткнул пальцем в экран компьютера, – сколько человек умерли от случаев, очень похожих на дедовщину, из-за своего желания во что бы то ни стало стать членами подобных сообществ?
– Дедовщину? – переспросила констебль.
– Во время вступительных испытаний. Вот смотри: Струана Пирсона в Игоне, Цинциннати, отвели в лес, и там он попал под поезд. Никому даже обвинений не предъявили. Паренек по имени Майкл Дэвис в тысяча девятьсот девяносто четвертом году был жестоко избит, получил множество ударов по туловищу, а потом его вернули в общежитие, где он умер от внутренних повреждений несовместимых с жизнью. Джека Иви заставили принять участие в соревновании «кто больше выпьет», после чего раздели догола, привязали к грузовику и таскали за собой по дорогам, а потом бросили умирать. Преступников приговорили к общественным работам. – Сержант издал утробное рычание.
– Но как…
– И таких случаев сотни, Стейс. Сотни бессмысленных смертей лишь потому, что существуют эти тайные сообщества, в которые люди жаждут попасть, – и почти никогда никого не наказывают. Такое впечатление, что все происходящее внутри школы никогда не покидает ее пределы. – В голосе Доусона слышалось отвращение. – Этот обет молчания просто выносит мне мозг.
– И при чем же здесь Сэди Винтерс? – Стейси аккуратно вернула Кевина на землю, к преступлению, которое они расследовали.
– Да не знаю я, – честно ответил сержант. – Но что-то в этой школе точно происходит, и я хочу знать, что именно.
– Когда ты в таком состоянии, Кевин, – констебль вздохнула, – переубедить тебя невозможно. Так что тебе представился просто идеальный шанс.
– Что ты имеешь в виду?
– Босс велела тебе положиться сегодня на свой нюх. И он должен вывести тебя на что-то стоящее. – Вуд придвинула к себе клавиатуру, показывая этим, что разговор окончен.
В том, что она сказала, был определенный смысл, и Кевин уже знал, куда он направится дальше.
За последние два года из списков учеников исчезли три имени. Это значило, что они оставили школу очень поспешно, прямо посреди учебного года.
