Он пытался пробежать мимо меня в зал, но я заблокировал ему путь и бросил его на пол. Своим весом придавил его к полу. И насильно засунул ему в рот горсть орехов, а потом закрыл его, сжав голову одной рукой за макушку, а другой за подбородок.
Он жевал и скулил, пока орехи не попали ему в желудок и он не содрогнулся от ужаса от того, что должно было произойти.
И это действительно было ужасно. Я стоял рядом, пока он трясся и извивался, и истекал слюной, и пытался подползти ко мне, а лицо его было обезображено болью и страхом. Но наконец он затих.
И как только его маленькое тельце замерло на плиточном полу, я услышал звук закрывшейся двери в спортивный зал.
Кто-то слышал нас, и я должен буду узнать, кто именно.
Глава 45
Ким припарковалась перед меблированными комнатами Святого Петра на Кэролайн-стрит в Золотом квартале.
– Помню, как все это выглядело в старые времена, – проворчал Брайант, выбираясь из машины.
Инспектор понимала, что он имеет в виду. Сейчас эта территория превращалась в элегантный городской район с новыми многоквартирными домами, ресторанами и бистро, а когда-то она была местом проживания ремесленников и художников.
Здание, которое они искали, было новостройкой совсем близко от зеленого оазиса на площади Святого Павла – последней в Бирмингеме, относящейся к георгианскому
[51] периоду в архитектуре. В здании располагались восемь роскошных апартаментов, которые венчал пентхаус площадью добрых 3300 квадратных футов
[52] и стоимостью больше миллиона фунтов стерлингов. И шли полицейские именно в него.
– Как, черт возьми, мы расскажем им, каким образом умер их ребенок, командир? – спросил Брайант в тот момент, когда Ким нажала кнопку интеркома.
– Нам остается только сказать им правду, – ответила детектив, после чего представила себя и своего коллегу мужчине, ответившему на вызов.
Электрическое жужжание возвестило о том, что они могут войти в холл, совершенно непохожий на другие холлы, которые им приходилось видеть в многоквартирных домах, – на стенах отсутствовали грубо выполненные изображения половых органов и свастики.
Войдя в лифт и нажав кнопку с литерой «П», Ким заметила в нем камеру наблюдения. Ни номера этажа, ни номера квартиры в лифте не было. Стоун поняла, что лифт двигается, лишь когда он уже беззвучно остановился на верхнем этаже и его двери открылись с едва слышным приветственным шорохом.
– Почти как в Холлитри
[53], – заметил Брайант с сарказмом.
Выйдя из лифта, полицейские оказались в небольшом холле с единственной дверью и пожарной лестницей справа от нее.
Прежде чем Ким позвонила, дверь открыл мужчина, лицо которого было ей знакомо по выпускам новостей местного телеканала.
Энтони Коффи-Тодд произвел на нее впечатление человека, проигрывавшего битву с возрастом. Ему было лет сорок пять, и интенсивный каштановый цвет его волос контрастировал с сединой в щетине. Зачесанные наперед волосы не могли скрыть уже появившуюся небольшую лысину.
Инспектор понимала, что на него дополнительно давила необходимость демонстрировать с экрана свой моложавый вид тысячам телезрителей, но в ярком дневном свете квартиры, без помощи правильно поставленного света и профессиональных гримеров, возраст этого человека кричал о себе каждой морщинкой на его лице.
В отличие от Луизы Коффи-Тодд, молодая кожа которой вполне соответствовала ее тридцати четырем годам.
Инспектор знала, что это вторая семья Энтони. Его сын от первого брака переехал жить в Австралию и забрал с собою мать пятнадцать лет назад, когда брак родителей распался. Как раз в то время, когда Луиза стала работать на телевизионной студии в качестве курьера.
– Прошу вас, входите, – пригласил мужчина, делая шаг в сторону и давая Ким с Брайантом пройти.
Стоун сразу оказалась в обширном открытом пространстве с абсолютно белыми стенами, на которых располагались черно-белые художественные изображения. В середине этого пространства, на самом большом ковре, который Ким доводилось видеть в своей жизни, была расставлена мебель. По одной из стен располагались три двойные двери, которые вели прямо на террасу на крыше. Где-то вдали инспектор заметила арку, обозначавшую вход на кухню.
Подходя к этому ковру-острову, детектив постаралась, чтобы ее байкерские сапоги поменьше гремели по деревянному полу. Здесь ее ожидала миссис Коффи-Тодд.
– Прошу вас, присаживайтесь, – предложила она, указывая на один из четырех диванов.
Стоун села; Брайант пристроился рядом с ней.
– Мы сожалеем о вашей потере, – начал сержант, когда к ним присоединился мистер Коффи-Тодд.
Муж и жена расположились на разных диванах.
– Мы понимаем, что у вас сейчас тяжелый период, – заговорила Ким, – но нам необходимо задать вам несколько вопросов о Шоне.
– Конечно, но ведь это был просто несчастный случай… – отозвался Энтони.
– Это не было несчастным случаем, сэр, – решительно заявила инспектор.
– Вы это о чем? – Коффи-Тодд нахмурился. – Нам сказали, что это была реакция на что-то, что он съел. У него была аллергия на орехи, – добавил он так, словно это все объясняло.
– Это мы знаем, но есть некоторые…
– Но директор Торп сказал…
– Директор Торп – не патологоанатом, сэр, и не он проводил вскрытие вашего мальчика. – Ким не хотела, чтобы это прозвучало так жестоко, но хозяин дома уже начал ей надоедать.
До Луизы наконец дошло.
– И Сэди Винтерс тоже?.. – спросила она.
– Будет правильным сказать, что мы расследуем смерти обоих детей, – ответила инспектор.
– То есть вы сейчас говорите нам, что оба ребенка были убиты? – В голосе Энтони слышалось недоверие.
Стоун кивнула, понимая, что сейчас родители Шона переживают шок.
В глазах Луизы появился ужас.
– Но почему? Я хочу сказать… Кому могло понадобиться убивать нашего…
– Я вам не верю, – перебил жену Энтони. – Произошло какое-то несчастье. И в том, и в другом случае. Сэди тоже никто не хотел убивать. Она была милым ребенком. Я уверен – здесь какая-то…
– Вы хорошо знали Сэди? – спросила инспектор.
– Ну конечно. Мы дружим семьями уже много лет. Саффи и Сэди, они как кузины нашему… – Отец Шона замолчал, поняв, что двое из трех детей, которых он только что назвал, уже мертвы. – Простите, но вы делаете ошибку…
