– Я прекрасно знаю, что это за учреждение, – прошептал Руперт, опершись на диван, чтобы не упасть; его лицо стало белым, как бумага.
– В чем дело, мистер Даунинг? – не поняла Ким.
– Боже мой… – Казалось, мужчина говорит сам с собой. – Неужели этот ад никогда не оставит нас в покое?
Глава 76
Ким и Брайант терпеливо ждали, пока Руперт наливал себе приличную порцию виски. Он сделал глоток и скривился от обжигающего ощущения в горле, но потом отпил еще.
– Мы с Монти познакомились в Хиткресте, когда нам было по четырнадцать лет. Я был новичком, недавно переехавшим в эту местность, – начал он свой рассказ.
– И для вас нашлось место? – уточнила Стоун, вспомнив ту семейную пару с беременной женщиной, которой показывали школу и которая все планировала заранее.
– Мой отец – лорд Рамси. Если ваши родители достаточно богаты или влиятельны, то место для вас всегда найдется, – ответил Даунинг, делая еще один глоток.
Ким не была уверена, что знает, кто такой лорд Рамси; но очевидно, что его хорошо знали люди в Хиткресте.
– На второй день я нашел у себя в постели туза пик, – продолжил Руперт.
Инспектор нахмурилась.
– Это было приглашение вступить в самый могущественный клуб в заведении, – рассказывал мужчина. – И это было вполне ожидаемо. Я являлся членом подобного клуба в своей предыдущей школе. И я принял приглашение, решив, что это будет похоже на то, что было там.
– И что, это было не так? – поинтересовалась детектив.
– Боже, конечно, нет, – ответил Руперт. – Гораздо больше правил и ограничений, замаскированных под «основные принципы». Но очень скоро мы с Монти поняли, что речь идет не просто о принципах.
– Продолжайте. – Ким кивнула, подавшись вперед и вспоминая, как они все веселились, когда Доусон уделял так много внимания этому тайному обществу. Сейчас ей было совсем не до смеха.
– Одним из важнейших принципов был запрет на дружбу с членами других мужских групп. А Монти в то время был Трефой. Четверкой Треф. Мы оба посчитали это правило дурацким и проигнорировали его. Нас вычислили, и наши Короли сделали нам устное замечание. Мы опять проигнорировали это предупреждение и продолжили встречаться друг с другом тайно. Нас, естественно, вычислили еще раз, и теперь предупреждение оказалось более жестким.
– Вам причинили вред?
– И мне, и ему. – Руперт кивнул. – Мое предупреждение окончилось повреждением колена на хоккейной площадке, а Монти выбил плечо, упав с лестницы.
– И это предупреждение сработало? – Стоун хотелось понять, до чего могут дойти члены общества, насаждая свои правила.
– В моем случае – нет, но в случае с Монти – да, – вздохнул Даунинг. – Ему пригрозили исключением из общества. А этого он перенести не мог. Быть частью элиты оказалось для него важнее, чем для меня.
– Но сейчас вы вместе, значит…
– Дальше было еще страшнее, офицер. – Рассказчик прикурил сигарету. – Мы пошли каждый своим путем. Я построил собственный бизнес – занялся торговлей текстилем. Через двадцать лет он стал вполне успешным.
Судя по квартире в Холлитри, Ким было сложно в это поверить.
Руперт заметил ее сомнения.
– У меня был прекрасный дом в Ромсли, – сообщил он. – За это же время Монти достиг пика своей карьеры и стал присяжным бухгалтером
[83]. Мы встретились вновь пять лет назад и поняли, что наши чувства по отношению друг к другу не изменились. У обоих за плечами были кошмарные разрушенные отношения, и мы вдруг осознали, почему они были именно такими. Потому что мы так и не нашли себе ту самую «вторую половинку». И еще мы поняли, что предназначены друг для друга.
В этот момент Даунинг должен был бы сказать, что они жили долго и счастливо, и какая-то часть Ким очень хотела это услышать. Это напомнило ей просмотр уже знакомого фильма в надежде увидеть другой конец.
– Мы сошлись и пару лет жили безупречной, идиллической жизнью. Вместе создали прекрасный дом, перестроив для этого милую капеллу в Шипли, и стали наконец наслаждаться жизнью, – говорил тем временем Руперт.
– И когда же все это закончилось? – спросила детектив.
– Три года назад. После того как о нас написали статью, в которой говорилось о нашем благотворительном участии в фонде по борьбе со СПИДом. После этого все изменилось. Неожиданно мои основные кредиторы потребовали досрочного возврата кредитов. Потом я потерял трех основных партнеров, суммарно составлявших семьдесят процентов моего бизнеса. Пару месяцев спустя деятельность Монти подверглась аудиту, и были обнаружены нарушения в исчислении налога на добавленную стоимость, внесенного несколькими крупнейшими и очень влиятельными клиентами в Королевское управление по налогам и таможенным сборам. За одну ночь его репутация была уничтожена, так же как и его карьера.
– Что же произошло потом? – спросил Брайант.
– Несколько месяцев мы держались, постепенно распродавая имущество, чтобы оплачивать счета. С убытком продали наш очаровательный домик, так как нам нечем было платить по закладной, но через восемнадцать месяцев все-таки были вынуждены объявить себя банкротами. Не могли получить ни кредита, ни банковских карт, вообще ничего.
– И вы думаете, что за всем этим кто-то стоял? – уточнила инспектор.
– Нет, офицер, я знаю, что за этим стояли люди. – Даунинг покачал головой. – Вы просто не представляете себе, насколько глубоки эти связи и это соперничество. Правила действуют не только в то время, когда вы учитесь в школе. Они связывают вас на всю жизнь.
– Но ведь вы же были детьми! – вырвалось у Брайанта.
– И дали клятву на всю жизнь, сержант.
– И как ко всему этому отнесся Монти? – спросила Ким.
– Он был раздавлен, – печально сказал рассказчик, гася сигарету. – Это общество всегда значило для него больше, чем для меня. Он пытался связаться с ними, вымолить прощение, попроситься назад, но они даже не отвечали на его звонки.
– А кто эти «они»? Можно поконкретнее, Руперт? – попросила Стоун.
– Очень важные и влиятельные люди, инспектор, – ответил ее собеседник, вставая. – Думаю, что я рассказал вам уже достаточно, так что, если не возражаете, попробую разыскать Монти, пока…
– Мистер Даунинг, вы что, настолько боитесь этих людей, что не назовете нам ни одного имени?
– Офицер, я боюсь их гораздо больше, чем вас. Я уже потерял свой бизнес, свою карьеру, свой дом и, возможно, единственного человека, которого я любил в этой жизни, и все из-за клятвы, которую я принес двадцать пять лет назад. А теперь я попросил бы вас уйти.
