Ким встала и пошла вслед за ним по холлу.
– Но преступления совершаются прямо сейчас, мистер Даунинг, и в этой гребаной школе умирают дети… – Голос Ким был полон разочарования.
Идущий рядом с ней человек знал имена преступников, но не собирался называть их.
– Вы могли бы нам помочь, если б решили прекратить жить прошлым, – попыталась достучаться до него Стоун.
С усталой улыбкой Даунинг распахнул входную дверь.
– Вы должны запомнить одно, инспектор. Наше прошлое никогда не остается в прошлом.
Глава 77
– Ну, и как тебе кажется – он все преувеличивает или… – спросил Брайант, когда они подошли к машине.
– Не уверена, – немного подумав, ответила Ким. – То, что у них все в одночасье развалилось, может быть простым совпадением, но опять-таки…
– Ты не веришь в такие совпадения, так? – закончил сержант, садясь в машину.
Инспектор достала фотографию Монти, которую они едва успели заполучить, прежде чем Руперт практически вышвырнул их за дверь, и долго изучала ее.
– А тебе не кажется, что в этом человеке таится какая-то печаль? – спросила она.
Брайант взглянул на фото, прежде чем вставить ключ в зажигание.
– Я думаю, что ты пытаешься спроецировать на него то, что тебе о нем рассказали.
– Может быть, – согласилась Ким. И все-таки она не могла не заметить безнадежность в глазах Монти. На его губах блуждала улыбка, но она совсем не оживляла его лицо.
– А что с этой тягой принадлежать к какой-то группе? – поинтересовался сержант.
– Человеческая натура. – Детектив пожала плечами. – Желание быть частью чего-то большего – это один из основных моментов человеческой психики. И он не зависит от культуры, в которой человек воспитан. На этот счет существует масса психологических теорий, и среди них даже одна эволюционная.
– Предки? – уточнил Брайант.
– В стародавние времена быть частью группы означало возможность выжить. Люди охотились и готовили пищу в группах, так что это навсегда занесено в нашу ДНК. Если подумать, то все мы – часть чего-то большего. Семьи, группы друзей, коллектива сотрудников, религиозных единомышленников. Это наша насущная необходимость. – На мгновение она замолчала, потом продолжила: – А для детей в Хиткресте это может быть еще важнее. Ведь там они вдали от своих друзей, семей и привычной обстановки. Так что желание найти себе новую группу должно быть поистине всеобъемлющим.
– Для меня все это выглядит слишком заумно, – заявил сержант. – Я просто не уверен, что наш парень так сильно пострадал от исключения из группы, как нас в этом пытается убедить его партнер.
Стоун еще раз взглянула на фото и мысленно не согласилась с коллегой. Если б желание быть частью чего-то не было таким фундаментальным свойством человеческой натуры, люди не страдали бы так, оттого что становятся изгоями.
Она сфотографировала снимок на свой телефон и послала его Стейси. А потом перезвонила констеблю.
– Получила, Стейс? – спросила инспектор, как только та ответила на ее звонок.
Девушка ничего не ответила, и Ким услышала, как та нажала несколько клавиш.
– Ага, получила. Это что, наш водитель – Монти Джонсон?
– Вроде да. И ты ни за что не догадаешься, в какой школе он учился.
– Не может быть! – не поверила Стейси.
– Выясни о нем все, что сможешь, из школьного личного дела, но сначала разошли его фото повсюду, куда только возможно. Мы должны поговорить с этим парнем и выяснить, что связывало его с Джоанной Уэйд.
Ответом инспектору было молчание.
– Стейс, ты меня слышишь? – позвала она.
– Простите босс. Нет, я слушала радио. Только что передали. Патрульные уже нашли Монти Джонсона и…
– Отлично. Называй адрес – мы выезжаем.
– И Китс уже выехал.
– Твою мать… – Ким прикрыла глаза.
Если речь шла о Китсе, это могло означать только одно.
Монти Джонсон мертв.
Глава 78
Доусон заметил Джеффри, сидевшего на жесткой скамейке в главном зале как раз под гобеленом, на котором была изображена «Тайная вечеря». У его ног стоял рюкзак, на колене он удерживал открытую тетрадь, а учебник лежал рядом, на скамье.
– Привет. А в комнате не будет удобнее? – спросил Кевин, усаживаясь рядом.
Пиготт улыбнулся, потом покачал головой.
– Я стараюсь проводить там поменьше времени, – пояснил он. – Если только в этом нет острой необходимости.
– Тогда в библиотеке? – предложил сержант как раз в тот момент, когда мальчик с трудом поймал соскользнувшую с его колена тетрадку.
– Мне здесь нравится, – сказал Джеффри, еще раз покачав головой.
Доусону казалось, что он его понимает. Учителя и ученики проходили через главный зал, занятые своими делами, и не обращали внимания на происходящее вокруг. Никто даже не взглянул в их направлении.
– Боже, – вырвалось у сержанта, – как же ты напоминаешь мне себя, любимого!
Джеффри посмотрел на него с недоверием.
– Не думаю, что вы…
– Мне было пятнадцать лет, и я весил шестнадцать стоунов
[84], – объяснил полицейский, вспомнив тот день, когда стрелка весов пересекла заветный рубеж.
Школьник загоготал и впервые стал похож на двенадцатилетнего мальчишку, которым он и был на самом деле.
– Да ладно…
– Честно, – признался сержант. – Я любил поесть. Много. Ма не была фанатиком здорового питания, а физические упражнения мне не очень нравились.
– А как вы стали таким, как сейчас? – спросил Джеффри.
– Я понял, что мне плохо с самим собой. Несколько хулиганистых парней приняли меня в свою компанию, и я был им за это благодарен, но потом выяснилось, что приняли они меня только потому, что планировали преступление и выбрали меня в качестве козла отпущения. Я не мог бегать так же быстро, как они.
– И вас что, действительно поймали?
– И не сомневайся, – подтвердил Кевин. Но помнил он не о полицейском участке и даже не о своих родителях. Он никак не мог забыть пожилую женщину, упавшую на землю, когда хулиганы убежали с ее сумочкой.
– И что же, вы прекратили есть? – Новый вопрос Пиготта прозвучал печально.
Доусон улыбнулся. Он тоже считал еду своим лучшим другом.
– Нет. Я стал ходить в спортивный зал. Решил, что хочу изменить свое собственное тело. И не потому, что это надо другим людям, а потому, что я сам хочу быть в хорошей форме. Потому, что хочу сделать больше, прежде чем задохнусь окончательно или изойду потом. И я сделал это, Джеффри. Ради себя, любимого, а не ради каких-то идиотов, которые радовались, по-всякому обзывая меня.