– Да не волнуйтесь вы так, – сказала Тилли, развязывая пояс халата.
Кевин запротестовал было, но потом увидел, что она полностью одета в короткую черную юбку, черные колготки и рубашку с цветочным узором.
– Просто не хотела испачкать одежду, пока крашусь, – объяснила она.
Ну конечно, школьницы ведь готовились к поминальной службе.
– Можно с вами поговорить? – спросил сержант. – Я не задержу вас надолго.
– Конечно, – ответила девочка и вошла в комнату.
– С глазу на глаз, – добавил Кевин, увидев, что на кровати сидят еще две ученицы.
Тилли бросила на них извиняющийся взгляд. Те что-то проворчали и вышли из комнаты.
– Не закрывайте, пожалуйста, дверь! – крикнул им вслед Кевин. – А они что, не идут на службу? – спросил он, заметив порванные джинсы и футболки на девочках.
– Сам по себе концерт и так был бы полным отстоем, а теперь еще эта служба… – Его собеседница нахмурилась. – Черт, по-моему, получилось как-то совсем бездушно, нет?
– Немного, – согласился сержант, устраиваясь на краю кровати Сэди. Тилли села за стол и поправила зеркальце перед собой.
– А почему вы идете? – спросил Доусон, помня, как Троманс говорила ему о том, что они с Сэди не были особенно близки.
– Меня Торп попросил. Хотел, чтобы кто-то из подруг Сэди сказал пару слов, – так вот, ближе меня никого не нашлось.
Почему-то эти слова опечалили Кевина. Тринадцатилетняя девочка была настолько закрыта от всех, что оказалось трудно найти кого-то, кто оплакал бы ее смерть.
– Тилли, я хочу спросить вас кое о чем, – сказал полицейский серьезным тоном. – Это вопрос конфиденциальный и деликатный.
Троманс задумчиво кивнула.
– Я слышал, что девочки из этой школы делали подпольные аборты. Вы что-нибудь об этом знаете?
Тилли мгновенно и решительно покачала головой, но сержант следил не за движениями ее головы, а за ее глазами, чтобы не пропустить обман. И он заметил непроизвольный взгляд, который она бросила на кровать своей погибшей соседки.
– Вы же не хотите сказать, что Сэди…
– Нет, – загадочно произнесла ученица.
– Но вы что-то знаете, Тилли. Я же вижу.
И опять девочка отрицательно покачала головой.
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Я просто в шоке. То есть откуда это взялось? Почему вы решили, что кто-то делал аборт?
– Вы немного запоздали с этими вашими вопросами, Тилли, – со знанием дела заметил Кевин.
Его собеседница вновь покачала головой и облизала губы. При этом она старалась не отводить от сержанта честный взгляд.
Доусон задумался. Троманс уже не походила на уверенную в себе девушку, с которой он говорил на неделе. Сейчас она выглядела на свои тринадцать. И была испугана.
– Тилли, я знаю, что вы боитесь заговорить первой, но мне нужно, чтобы вы были честны со мной, – сказал полицейский. – Кто-то еще может оказаться в опасности, и если вам что-то известно…
– Корделл, – негромко произнесла школьница, поглядывая на дверь. – Он – Пика еще из прошлых времен. Все девочки знают, что если залетела, то надо обращаться к нему. Какой бы ни был срок, он всегда поможет.
– Продолжайте… – мягко поторопил ее Кевин.
– Однажды мисс Уэйд отвела меня в сторону и рассказала о стихотворении Сэди. А потом спросила, не знаю ли я, нет ли у нее каких-то проблем.
– А вы сами читали то стихотворение? – поинтересовался Доусон.
– Мисс Уэйд отдала его кому-то еще, – покачала головой Тилли, – но она рассказала, что в стихотворении было про аборт. – Девочка прикусила нижнюю губу и покраснела.
– Расскажите мне всё, – мягко нажал на нее Кевин.
– Я читала дневник Сэди. Хотела помочь, – сказала Троманс с виноватым видом. – Я бы рассказала мисс Уэйд, если б что-то узнала, честное слово. Просто хотела убедиться, что с Сэди все в порядке.
– А этот дневник все еще у вас? – спросил Доусон, помня, что его так и не нашли.
– Нет, честное слово. Я засунула дневник обратно в ее рюкзак. Заглянула в него всего один раз и то чуть не умерла от страха, что она войдет и засечет меня.
– Что там было написано, Тилли?
– Достаточно, чтобы обо всем догадаться.
– И кто же сделал этот подпольный аборт?
– А я думала, вы уже знаете…
Глава 93
– Мы были одногодками и вместе готовились к занятиям, – сказал Торп, вставая и подходя к окну. – Сначала мы встречались в библиотеке три раза в неделю.
Ким почувствовала урчание в животе, которое не имело никакого отношения к чувству голода.
– Когда она впервые появилась в Хиткресте, мне стало ее жалко. Она оказалась человеком, брошенным в окружение одноклассников, чья будущность в школе была предначертана с момента рождения. Новички в Хиткресте плохо приживаются. К ним относятся как к диву дивному, а девочка, которая попала сюда из обычной общеобразовательной школы, была именно таким дивом.
Брендан глубоко вздохнул.
– Мы ходили в один класс по математике. С этим предметом ей постоянно приходилось воевать, в отличие от меня. Я предложил ей свою помощь, и мы встретились в библиотеке, чтобы…
– А какой она была? – спросила Стоун.
Директор улыбнулся, но ответил достаточно быстро:
– Печальной, одинокой и жаждущей стать своей. Мне всегда казалось, что мечта о соревнованиях по плаванию на высочайшем уровне принадлежала скорее ее маме, чем самой Лорейн. Только постарайтесь меня понять – она действительно любила спорт. Ведь только человек, искренне его любящий, может тренироваться на том же уровне, что и его противники, но я чувствовал, что для нее радость от этого спорта куда-то ушла. В предыдущей школе плавание было просто частью ее образа жизни. Помимо этого, у нее были друзья, другие интересы, знакомства, какая-то обычная жизнь. И, по-моему, все это изменилось в тот момент, когда она появилась здесь. Теперь все вертелось вокруг плавания. Ведь только благодаря ему она попала в Хиткрест.
– Девочки ее не приняли? – спросил Брайант.
Торп отвернулся от окна и сел.
– Я понимал это уже тогда, а сейчас, с началом каждого нового учебного года, все становится гораздо яснее. В школе формируются группы, девочки оценивают друг друга и делятся на лидеров и их адептов, что приводит к сильному соперничеству. Лорейн пришла, когда учебный год уже давно начался. Группы уже сформировались, и новичку в них не было места. Это одна из причин, почему я постарался положить конец обществам и элитным клубам здесь, в Хиткресте. Они приносят выгоду нескольким, а унижают многих. И у тех детей, которых не выбрали, вырабатывается комплекс неполноценности, который может остаться у них на всю жизнь.
