Стенограмма.
— Уважаемые товарищи. Начнем нашу работу. Вы знаете, какое сейчас значение придает партия выполнению указаний товарища Сталина (аплодисменты) о борьбе с космополитизмом. Удивляться не приходится, два месяца назад, 20 ноября 1948 года политбюро утвердило постановление Бюро Совета Министров СССР о роспуске Еврейского антифашистского комитета (ЕАК).
Факты показывают, что этот комитет является центром антисоветской пропаганды. Отделения ЕАК расположились в Москве, Киеве, Минске.
Кроме этого, в последнее время, благодаря благодушию советских людей, сионизм активно проник на различные предприятия. Так, раскрыта сионистская группа на московском автомобильном заводе им. Сталина (аплодисменты). Сионисты активно занимаются шпионажем.
Они противопоставляют страдания еврейского народа в годы войны бедам людей других национальностей.
Не все благополучно и в нашей области. Хотя МГБ в последние недели и активизировало свои действия по выявлению сионистов, работы еще много, товарищи.
Поэтому прошу вас проявлять политическую бдительность, беспощадно выявлять космополитов и строго следовать указаниям вождя нашего государства, Великого Сталина (продолжительные аплодисменты) Все начали проходить в буфет обкома.
А сапожник по имени Арон из Польши в своем полуподвале ничего такого и не знал. Тачал сапоги, подшивал валенки, шил по спецзаказу туфли и вовсе не догадывался ни о сионизме, ни о врагах, которые, якобы, везде окопались.
Глава II
НКВД в отдельно взятой Оренбургской области
Руководитель областного НКВД Иван Иосифович Гриб ехал с заседания бюро обкома в приподнятом настроении. Не смотря на дороги Медногорска. Которых по большому счет и не было вовсе. А были огромные лужи, ямы, залитые водой обрывчики, в которые не дай Бог попасть машине. Но в целом рытвины и ухабы не портили рабочего подъема руководителя государственной безопасности. И даже грязные бараки, еще времен царского режима, полуразрушенные домики или заросшие кустами дома купцов, давно сгинувших или живущих в Парижах и тому подобное не могли помешать ходу мышления человека, в руках которого в самом прямом смысле жизнь, именно жизнь граждан государства советского.
А размышлял Гриб об уме и хитрости Первого. Видно, за этим предложением создать небольшой процесс что-то да кроется. Что — он понять пока не мог, но был уверен — рано или поздно до истины докопается. И не такое разматывали. Вернее, если уж честно — выдумывали. Но Гриб и себе в этом не признавался. Ибо тогда здесь не работать. Нет, есть просто борьба с врагами советской власти, с врагами партии, с врагами нашего учителя и вождя.
Поэтому Гриб дал команду: представить ему полную картотеку и все учетные данные на все категории лиц, проживающих в Медногорске, которые были на контроле «органов».
Ребята задание выполнили быстро и четко. Стол Гриба был завален папками, документами, анкетами, учетными карточками на сотни, нет, даже на тысячи граждан, проживающих или проживавших в славном городе медной промышленности.
— Да-а-а, — думал Гриб, — вот поди, найди здесь врагов. Да чтобы соответствовали текущему моменту. То есть, чтобы были все космополиты. Или, иначе, евреи.
Тут он вздохнул. Про себя. Ибо где-то глубоко, в недрах прошлой жизни остались родственники, которые-то знали, что Гриб вовсе не Гриб, а Гринштейн, а папа, да, имел-таки имя Иосиф. Уж ничего не поделаешь. И хотя наш Гриб Иван так все свои документы «замутил», что разыскать что-нибудь просто невозможно, но… нет-нет, а кольнет под ложечкой.
Это все Гриб отгонял как страшный сон. Ведь известно, нужно плюнуть и сказать: куда ночь, туда и сон.
Так Гриб и жил. Иногда, правда, эти все фобии прорывались в ненормированную жестокость. Да что делать — «жизнь советская — земля соловецкая».
* * *
А на самом деле исследование информационных данный искомого, ожидаемого результата не принесло. Перед глазами Гриба выходили из туманной мглы арестованные из картотек, анкет, уголовных справок и решений особого совещания. Некоторых он узнавал. Иные были избиты. Другие — просто изуродованы. Но они шли и шли. Карманники бандиты, ингуши-золотоноши, проститутки, профессора различных специальностей, кинозвезды, певцы, балетные. Твердо шагали (на расстрел) белые офицеры и красные командиры, троцкисты, бухаринцы, зиновьевцы, директора великих строек, метростроевцы, участники гражданской войны в Испании и священники, националисты и антисемиты, дашнаки, разведчики и прочая. Бог мой, сколько их было.
Г риб очнулся. Он был в отключке около 10 минут. А ему казалось — всю жизнь. Он попросил принести крепкого чая с коньяком и продолжил работу с документами.
Но чем более он погружался в дела рук своих, тем тревожнее ему становилось. Все были — но их уже нет.
А вот сионистов, космополитов, иначе евреев — не было. Не было и все тут. Позвонить в Биробиджан, что ли — мелькнуло у него в голове. А и вправду — туман какой-т с розовым окрасом не оставлял его. В голове шумело, звенело что-то. Он намочил платок, приложил ко лбу. Вроде головная боль начала проходить, а евреи — не появлялись.
Но постепенно созрел план. Он хоть и бесхитростен, но кажется вполне готов к реализации.
Взять вначале жену третьего секретаря обкома Валентину. То, что она быстро даст нужные показания, уверенность была.
А далее брать этого поляка, Арона — сапожника. Тут он опять запутался. Как же его называть — польский еврей или еврейский поляк. Но задача была поставлена, и сотрудники НКВД принялись ее споро выполнять — не впервой.
Тем более, что особого риска не предвиделось. Это у ментов есть опасность — то нож в бок, то пулю — реже, а у государственной безопасности проблем особых не было. Все, кого они «брали», были или изумлены, или ошеломлены, или сразу начинали понимать — началась иная жизнь, иногда до отчаяния короткая.
Вот и арест Валентины Федоровны Алкснис, супруги третьего секретаря обкома прошел спокойно, но с «модуляциями». То есть, брали после просмотра кинофильма про свинарку и пастуха. Да хитро, мол, ваш супруг, Роальд Юрьевич, просил срочно прибыть на госдачу, что в конце городского района Усерган. Этот район по розе ветров наиболее свободен от сернистого ангидрида, которым завалены все помещения складов заводов города.
Прибыли, конечно, не на госдачу, а на «дачу», но совершенно другую. Валентина Федоровна поначалу, как и многие, в реальность не врубилась. Начала даже ругаться нехорошими словами. Требовать звонка в обком. Но осознала все быстро, особенно, когда две хмурые башкирки-надзирательницы сорвали плащ, платье, кинули ей грязную робу и стала наша Валентина, жена Третьего, снова Валькой, девушкой из поселка Притуннельный, откуда, думала она, вырвалась в новую комсомольскую жизнь. Да, видно, не очень далеко прорвалась. И своим умом дворовой девчонки сразу сообразила, что упекли ее за туфли, что она заказывала, вопреки запрету, у этого поляка Арона. Вспомнила холодный взгляд первой, Евгении Степановны и ее фразу:
