– Семнадцать.
– У тебя осталась семья в Хайлли? Ты ведь оттуда, верно? Из Хайлли?
Я кивнула, внимательно глядя на нее. Как она узнала, откуда я? Ири не говорил ей.
– Только отец.
Она некоторое время молчала, а когда острый, пряный запах чеснока разнесся по дому, встала и распахнула дверь, чтобы проветрить комнату.
– Ты знала, что Ири тоже из Аска? – спросила она, снова усаживаясь за стол.
Я выложила большую горсть чесночных зубчиков в ступку, гадая, что на самом деле она хочет сказать.
– Они с Фиске едва не убили друг друга пять лет назад.
Я подняла глаза на нее.
– Это произошло в последний сезон сражений. Они дрались и рухнули в глубокую расщелину.
Я сглотнула, смотря на нее во все глаза.
– Фиске сломал ногу и руку, а Ири распорол бок о меч Фиске. Мой муж два дня искал Фиске, пока наконец не нашел. Он думал, что сын мертв. – Она шумно вздохнула. – Но он хотел предать его тело огню. И потому спустился в расщелину, обнаружив, что Фиске жив. – Она посмотрела мне в глаза. – Как и юноша, который с ним сражался. Но едва дышал. А Фиске не захотел бросить Ири. Он умолял отца спасти ему жизнь. – Она смахнула слезу. – Ири был так тяжело ранен, что никто не верил, что он выживет.
Я пыталась справиться с подступающими слезами, обжигавшими глаза.
– Как вы спасли его?
Она положила нож на стол и посмотрела на меня.
– Они принесли его в дом, и я увидела, что рана настолько глубока, что внутренности вываливаются наружу. Я не сомневалась, что он умрет. Но он выжил. Его кожа и мышцы были порваны, но артерии и внутренние органы остались целы. Я зашила рану, и хотя потребовалось много времени, он поправился. И Фиске тоже.
– Но тогда почему он не стал рабом? – спросила я. Резкие слова повисли в воздухе между нами.
Она помолчала.
– Должен был стать. Но рана оказалась настолько серьезной, что нам пришлось оставить его здесь, в своем доме, и заботиться о нем днем и ночью. Я не знаю, как это произошло, но он стал частью нашей семьи. Любовь Фиске к Ири передалась и нам. – Ее глаза снова засияли.
– Значит, Ири стал Рики?
Она кивнула:
– Да. Ири отрекся от своего прошлого. Потребовалось время, но Рики приняли его. Боги иногда шутят.
Я прищурилась.
– Что это значит?
– Это значит, что они иногда создают семьи какими-то другими, особенными путями. – Встав из-за стола, она вытащила из корзины новую порцию чеснока. – Fjotra, – едва слышно произнесла она.
– Fjotra – это кровные узы. Они же не братья, – поправила я ее.
– Это munstrondfjotra – узы тела. Salfjotra – это душевное родство.
Я уставилась на нее:
– Эта связь возникает, когда сердце разбито. Через боль, потери и тоску. Они связаны чем-то гораздо более глубоким, чем нам дано осознать. И поэтому Ири и вошел в нашу семью.
Я перестала сдерживать навернувшиеся на глаза слезы. Потому что хорошо понимала, о чем она говорит. То же самое у меня было с Майрой. Связь, рожденная из слез.
Ири и Инге не были близкими по крови, но Ири смотрел на нее, как на мать. А она принимала его, как сына. И мне не надо было спрашивать ее, как она смогла полюбить его. Ири был чист сердцем, он обладал тем, чего у меня никогда не было. И он был отважен. Не боялся любить и отдавать себя другим. Люди всегда тянулись к нему, и я гордилась тем, что он мой брат. По тем же причинам, по которым Инге его полюбила.
В дверях возникла тень, и я подняла голову и увидела Руну. На ней была накидка с капюшоном. Она немного настороженно посмотрела на меня и положила на стол небольшую вязанку дров. Я сразу поняла, что это – священное дерево. Я крепче стиснула пестик и уставилась на чесночные дольки, вспоминая, как она прикасалась к Ири на празднике Адалгилди. Как смотрела на него нежным взглядом, раскрасневшись от счастья.
Она взяла корзину с шалфеем со стола и принялась промывать стебли в миске с водой. Затем тщательно обсушила чистой тканью и, связав стебли, повесила на стене около огня.
– Для чего это? – спросила я.
– Это лекарства, – ответила Руна. – Чеснок помогает от разных болезней, от ран. А шалфей – от кожных болезней, от живота и зубной боли…
– А это? – Я кивнула на пучок веток малины. Ягод на них уже давно не было.
– Это для Гайды. Мы воспользуемся ими, когда родится ребенок. – Она связала второй пучок шалфея и повесила на стену. – У вас в Хайлли есть лекарь?
Я кивнула, избегая ее взгляда.
– Я училась у Инге почти четыре года.
– Она уже может лечить сама. – Инге гордо улыбнулась.
Руна зарделась. Когда она обернулась к огню, я медленно протянула руку и взяла со стола кусок священного дерева.
– Нам нужны еще горшки. – Инге вздохнула.
Я опустила руку на колени.
– Скоро вернусь.
Я продолжила молоть чеснок, по-прежнему прижимая руку к себе, чтобы снизить нагрузку на плечо.
– Так, значит, вы с Ири… – Я не знала, какое слово использовать.
– Да. – Но тепло мгновенно исчезло из ее голоса. Она приготовилась защищаться.
– И поэтому он…
– Возможно, и поэтому тоже. Я не знаю.
Я прислонилась к столу, глядя на нее.
– Тогда почему вы не поженились?
– Поженимся. Отец хотел дождаться его возвращения из Аурвангера. – Ее голос изменился, стал мягче. – Он собирался сказать тебе.
Я снова вернулась к работе. Я не желала знать, что планировал сделать Ири. Он ушел. Завел новую семью и больше ничего не был мне должен.
Глава 18
На следующее утро я обнаружила около своей постели кусок священного дерева и маленькую тупую стамеску. Должно быть, Инге видела, что меня заинтересовало, и помогла мне. Я уже не в первый раз убеждалась в том, что она была гораздо наблюдательнее, чем казалось.
Скрестив ноги, я уселась во дворе, наблюдая, как тонкие завитки древесной стружки осыпаются с грубого куска дерева всякий раз, как я провожу по нему стамеской. Стружка сыпалась на землю, разлетаясь по снегу. Фиске стоял рядом с Халвардом около дома, наблюдая, как мальчик учится метать топор. После праздника Адалгилди он держался сам по себе, занимаясь своими делами, и я стала понимать, какой он на самом деле. Юноша словно витал где-то в облаках, словно существовал не здесь, а в каком-то другом мире. И все же его присутствие было очень ощутимо. Плотное и тяжелое, безмолвное, но живое. Оно чувствовалось везде. И всегда.
Фиске внимательно смотрел, как Халвард шагнул вперед, поднял вверх руку с топором, слегка отведя назад, а затем резко метнул его.
