Сервас вернулся на эспланаду, вгляделся в тени в парке, и его взгляд замер на одной из них, на расстоянии тридцати метров. Это не куст. Силуэт. Черный. Неподвижный. На опушке. Мартен прищурился и убедился, что смотрит на человека.
– Жансан!
Он перешел эспланаду, и силуэт сдвинулся с места, но не ему навстречу, а в противоположную сторону, в глубину парка. Дьявольщина, куда это он?
– Эй!
Мартен побежал. Силуэт двигался все быстрее между изгородями общественного парка; человек то и дело оглядывался, проверяя расстояние между собой и преследователем. Сыщик нырнул в одну из аллей, ускорился; человек тоже перешел на бег, а потом вдруг метнулся вправо, к задам стеклянного корпуса и гравийной аллее, переходящей в походную тропу, потом углубился в лес. Сервас бежал следом, чувствуя, как начинает колоть в боку, притормозил за «стекляшкой» и уперся в стену черных сосен.
Перед ним в ярком лунном свете выделялась громада лесистой горы.
Тени и тьма. Сервас уперся ладонями в колени и восстановил дыхание, ясно осознавая, что физически все еще очень слаб. Он задумался. Если углублюсь в лес, ослепну. У него не было при себе ни оружия, ни даже фонарика. Случиться может все что угодно. Чего добивается Жансан? Во что играет? Он запросто может снова напасть – ненависть способна победить здравый смысл. Жансан изуродован – и винит за это Серваса, его жизнь изменилась раз и навсегда. Сейчас он спрятался и подкарауливает врага. Собирается напасть? Если да, то как? Его отчаяние так велико, что он готов совершить непоправимое?
Руки Серваса покрылись мурашками, но он упрямо шагал вперед по тропинке. Вокруг было темно, как в печи. Пришлось остановиться, чтобы не упасть. Никого. Мартен осознал, что тяжело дышит не только из-за бега. Виноват страх: сейчас он единственный живой человек в ночном лесу. Если не считать другого – того, кто желает ему зла…
– Жансан?
На этот раз собственный голос внушил Сервасу омерзение. Он попытался замаскировать тревогу, но был уверен, что голос его выдал, и если Жансан рядом, страх легавого его возбуждает.
Почти двадцать минут Мартен не трогался с места. Следил за тенями, вслушивался в гулявший в ветвях ветер и, только убедившись, что Жансан давно скрылся, покинул лес и пересек парк по направлению к термам. Возвращаясь к машине, он чувствовал досаду и облегчение, но… подойдя, увидел за «дворником» записку:
Испугался?
* * *
Каспер Стрэнд ждал полуночи. Он жил в трехкомнатной квартире с балконом, в доме, стоящем на бергенских высотах, недалеко от фуникулера, с которого открывался вид на весь город и порт. Это был главный козырь безумно дорогого жилья. Даже в дождь – а он шел через день – Каспер не уставал смотреть на стоящий на семи холмах город и семь фьордов, пламенеющих на закате алым цветом. Зимой в Бергене вечер наступает быстро.
Стрэнд понимал, что попирает ногами все принципы, которыми до сих пор руководствовался в профессиональной жизни, и больше не сможет смотреть на свое отражение в зеркале. Увы, ему нужны эти деньги, а информация стоит очень дорого, и нужные люди заплатят сколько положено. То, что сообщила Кирстен Нигаард, совершенно невероятно. Нужно подумать, сколько запросить, чтобы не продешевить…
Центр гостиной напоминал стройку из-за треклятой икейской мебели, сказочно обогатившей основателя фирмы. Два часа мучительных усилий, сопровождаемых проклятиями – и направляющие под полки приделаны… неверно. Он не виноват: «мурзилки» писали люди, никогда не покупающие подобную мебель. Куча древесностружечных панелей, винты, болты, отвертка, штифты, шпильки и нагели – всё лежало кучей, без упаковки, как после взрыва. Иллюстрация моей жизни вдовца: попытка что-нибудь собрать, следуя указаниям на тарабарском языке. Он не может быть один и не способен воспитывать четырнадцатилетнюю дочь в экзистенциальном кризисе. После смерти жены Каспер многое делал кое-как. Он посмотрел на часы. Марит должна была вернуться час назад – и, как всегда, опаздывала. Придет, куда денется, но извиниться не подумает. Он все перепробовал: выговоры, угрозы посадить под домашний арест, педагогические беседы, примирение. Ничего не помогло. Дочь не вняла ни одному аргументу. А ведь он готовился сделать звонок только ради нее, чтобы сохранить эту квартиру. Теперь она им не по карману – бо́льшую часть семейного бюджета обеспечивала покойная жена Стрэнда, он зарабатывал меньше. И играл. Так что продажа сведений пойдет в том числе на покрытие карточных долгов…
Он вышел на лоджию, поставил стакан с виски на столик, сел в кресло. Берген сверкал под дождем тысячей огней, свет отражался в черных водах порта, почтенные деревянные дома скрадывали уродство его металлических конструкций.
Каспер достал из кармана номер телефона, который нашел в Интернете и записал на листке бумаги. Почему он не внес его в контакты своего мобильника? Разве это поможет, если однажды придется отвечать за содеянное?
Каспер заставил себя думать о деньгах – они нужны ему, срочно, так что нечего изображать недотрогу. Его затошнило, но номер он набрал.
19. Выстрел
Она проснулась от их пыхтения и вздохов.
Болела голова, мрак казался непроглядным, все вокруг кружилось с бешеной скоростью. Снова раздались стоны: брюнетка и гид развлекались, но тяжело дышал только мужчина. Они лежали так близко от нее, что она могла бы дотронуться до них рукой.
Ей вдруг стало страшно. Хотелось заорать, и удерживал только стыд – решат, что она сумасшедшая. Внезапно все стихло, только кровь шумела в ушах.
Может, это был сон?
* * *
Прошло немного времени, и Эмманюэль почудился другой звук. Она очень устала, находилась во власти страха и никак не могла заснуть. Кто-то двигался в темноте, рядом с кухней. Плавно и бесшумно. По-воровски.
Чтобы не разбудить остальных или по другой причине? У нее участился пульс. В том, как двигалась тень, было нечто парализующее, и Эмманюэль вжалась спиной в матрас. Она физически ощущала волны отрицательной энергии, хитрость, вкрадчивость, враждебность… Сглотнула и застонала, почувствовав резь в желудке. Вспомнились слова брюнетки, заявившей: «Я кого-то видела!» Эмманюэль поерзала, пытаясь устроиться поудобней, сказала себе, что утром страхи покажутся смешными, детскими, иррациональными творениями тьмы. Попытки уговорить себя только добавили тревоги, хотелось исчезнуть или разбудить остальных, но она как будто онемела, потому что ясно различала: тень движется к ней…
* * *
Ей зажали рот, ткнули ножом в шею.
– Молчи…
У ладони был резкий, металлический запах, как у медной трубки (она сама чинила старые трубы в своем доме и точно знала, как они пахнут). Через секунду Эмманюэль поняла, что чувствует запах собственной крови: когда она нервничает, у нее часто идет носом кровь.
Шипяще-свистящий голос произнес ей в ухо:
– Закричишь, начнешь отбиваться, и я тебя убью. А потом зарежу остальных.
