– Ну да, мой сын!
– Так что там, наверху?
– Ничего! Вы не имеете права…
– Что вы прячете?
– Вы больной! Кто вы такой, черт бы вас побрал? Не жандарм… Вчера я видел вас в отеле… Что вам от нас нужно?
В этот самый момент подал голос телефон Серваса. Он знал, что́ это – его настигли сразу все звонки и сообщения, посланные Кирстен, когда он был на чердаке. Самое время…
– Что… У вас звонок… Почему вы не отвечаете? – Тон Лабарта становился все более подозрительным.
Нельзя дать ему опомниться.
– Ладно, раз так, я сам посмотрю… – Мартен обошел хозяина дома.
– Стойте! Подождите!
– Подождать чего?
– Вам нужен ордер, без ордера нельзя!
– Ордер? Вы насмотрелись детективов, старина.
– Ничего подобного… Комиссия… Как там она называется… Не важно, плевать на название… Вы не можете запросто врываться к порядочным людям: не знаю, кто вы такой, но я звоню жандармам. – Лабарт достал телефон.
– Хорошо, – Сервас кивнул, – валяйте.
Профессор закрыл телефон.
– Ладно. Что вам нужно?
– Почему вы не вызываете жандармов?
– Потому что…
– Что у вас за проблема? Наверху что-то… неположенное? Запрещенное? Опасное? Я все равно выясню что. Съезжу в Сен-Мартен, вытащу из постели судью и вернусь с ордером.
Сервас пошел к выходу, чувствуя спиной взгляд Лабарта.
* * *
Профессор открывал крышку люка в полуобморочном состоянии. Он увидел норвежку с поднятыми руками, фактически вздернутую на дыбу. Аврора протирала ей лицо и шею холодным влажным полотенцем – очень нежно, а потом вдруг ударила по лицу, оставив след на левой щеке.
– Все вышло из-под контроля! Она не должна быть здесь! Нужно доставить ее в отель! – Лабарт кричал, срываясь на визг.
Блондинка обернулась.
– Кто приходил?
Ее муж посмотрел на Кирстен, но та мотала головой и часто моргала. Она была в полной отключке.
– Легавый!
Женщина напряглась.
– Зачем?
– Сказал, кто-то в отеле пожаловался на шум в нашем доме. Чушь несусветная! – Лабарт разнервничался, начал махать руками. – Вчера я его там видел. Он пообещал вернуться… Это опасно!
– Что за дичь! – Аврора в отличие от мужа не слишком испугалась.
– Давай уберем ее поскорее! Вернем в отель! Сейчас! Объясним, что выпила лишнего и плохо себя почувствовала.
Аврора бросила взгляд на Кирстен и показала ее телефон мужу. На экране высветилось сообщение:
Убирайся оттуда!
– Я же говорю! Нужно…
– Заткнись! – приказала она. – Расскажи всё, с самого начала. Сделай глубокий вдох. Успокойся. А теперь рассказывай.
* * *
Сервас наблюдал за шале, стоя у окна номера. Если через три минуты диспозиция останется прежней, придется вернуться туда. Он спрятал машину за первым поворотом и вернулся в отель пешком.
Еще две минуты. Сейчас ему очень пригодился бы пистолет…
На крыльце шале появился силуэт. Лабарт. Профессор посмотрел в сторону отеля, махнул рукой, и из дома вышла Аврора, поддерживая Кирстен. Супруги помогли ей спуститься по ступеням и повели, медленно и осторожно. Норвежка шаталась, как пьяная.
Сервас посмотрел на часы. Он покинул отель четырнадцать минут назад, и они вряд ли успели причинить ей большой вред.
34. Разговоры
Он обтер потное лицо Кирстен влажной салфеткой, пошел в ванную за еще одним стаканом воды и попытался ее напоить. Она сделала два глотка, и ее затошнило.
В номер Кирстен привел хозяин гостиницы.
Супруги Лабарты, сказал он, объяснили, что его норвежская постоялица, любительница архитектуры, была у них в гостях и перепила: наверное, у нее на родине это обычное дело – забывать свою норму.
Сервас не знал, что ответил отельер, но муж и жена оставили Кирстен и удалились, а по дороге к дому все время оглядывались на окна гостиницы. И каждый раз он отступал за штору.
Они с Кирстен провалили дело. Теперь Лабарты будут осторожны, как никогда.
Они наверняка уже доложили обо всем Гиртману.
Как они связываются со швейцарцем? Через фальшивый электронный адрес, доступный только на скрытом веб-сайте, в мессенджере «Телеграм» или через «Чатсекъюэр»?
[101] Шлют перенаправленные зашифрованные сообщения? Венсан однажды продемонстрировал ему многочисленные возможности, которые Интернет предоставляет любителям конфиденциальности.
– Черт, я ужасно себя чувствую, – вдруг сказала Кирстен.
Сервас обернулся. Она лежала на кровати – бледная, с прилипшими к вискам волосами, опираясь на три подушки.
– Плохо выгляжу, да?
– Отвратительно.
– Мы сильно погорели, – хмыкнула Кирстен (во всяком случае, так понял ее слова Сервас). – Эта дрянная садюга Лабартиха нас «сделала». Ух, убила бы обоих…
«Аналогично», – мысленно согласился Сервас.
– До чего же мерзкий кофе, – пожаловалась Кирстен. – Кажется, меня сейчас вывернет.
И кинулась в ванную.
* * *
Цехетмайер завтракал в пражском «Шератоне», среди толпы китайских туристов. Как же сильно он это ненавидел! Дирижер переночевал в номере 429, после того как весь вечер бродил по Мала-Стране, Староместской площади и, само собой разумеется, посетил еврейское кладбище. Он постоял среди нагромождения камней, в мрачной тишине сумерек между старыми фасадами, сохранившими память веков. Время упразднилось, и Цехетмайер неожиданно расчувствовался.
На миг он устыдился слез. У него не оказалось платка, и соленая влага, стекая по щекам, намочила воротник рубашки. Стесняться было нечего: за свою долгую жизнь музыкант видел, как плачут храбрецы и остаются невозмутимыми трусы. Меркнущий свет, безмолвие и размышления обо всех погибших и их истории очистили его душу. Цехетмайер думал о Кафке
[102], о Големе
[103], о своей дочери, обесчещенной и убитой чудовищем. В ненависти, как и в любви, присутствует чистота.
