– О, сейчас начнется самое интересное. Продолжай, братишка, сцена полностью твоя. Да, мистер из ФБР, сэр, не могли бы вы сменить мне подгузник, он начинает натирать.
Бракстон от души порадовался своей шутке, и Роули любезно позволил брату посмеяться вдоволь.
– Вы покорили реальный мир, – наконец сказал он, – то есть обыденную матрицу имущества, правил, порядков, документации, воспоминаний, архивов, указателей, слухов, легенд и Интернета. Вы действовали прилежно, тщательно и досконально. Но вы не смогли приблизиться к правде. Потому что правда не в реальном мире. Она в преисподней.
Роули помолчал, позволяя слушателям впитать смысл своих слов.
– Мы – Грамли, и нам нравится то, что мы делаем. Мы говорим, запоминаем, передаем другим. Мы понимаем, что это очень важно, и этим можно многое объяснить. Понимаем, что так мы узнаём то, что вы никогда не сможете понять, эти многочисленные «почему» и «как» истории. То обстоятельство, что нам это доступно, а вам – нет, доставляет невероятное наслаждение.
– Переходи к делу, – нетерпеливо произнес Свэггер.
– Я смотрел на те же самые исходные данные, что и вы, но видел возможные ниточки, уходящие в наш мир. В частности, я обратил внимание на то, что единственный свидетель того последнего дня дожил до семьдесят четвертого года.
– Мы ознакомились с протоколами допроса Джона Пола Чейза в архивах Бюро, – сказал Ник. – Он вроде бы говорил много, но по сути так ничего и не сказал. Он даже не упоминал название «Монитор» – просто говорил про «автомат».
– Джон Пол Чейз был профессиональный преступник, и, как вы должны понимать, у него имелись все основания лгать. Поэтому он рассказал то, что хотели услышать ваши люди, а они были так этому рады, что проглотили его рассказ. Очень увлекательное повествование. Но оно далеко от правды.
– И вы узнали правду?
– Давайте не будем бежать впереди паровоза. Во-первых, мне нужно было выяснить, что осталось от пребывания Чейза на земле. Задача непростая. Вы бы с ней не справились. Но я увидел, что Чейз провел много времени в Алькатрасе, и попросил стариков Грамли найти имена других ветеранов Алькатраса. На это потребовалось время, но я поочередно встречался с этими старыми перцами и нашел одного, который помнил Чейза как мягкого, добродушного человека. Получив условно-досрочное освобождение, Чейз вернулся к дальней родственнице в Сосалито, свой родной город. Архивы Сосалито привели меня в налоговую инспекцию; там мне указали на правнучку Чейза, и я связался с ней через адвоката, рассудив, что мои двести сорок фунтов и татуировки «УБЕЙ» и «РЕЖЬ» на костяшках пальцев ее напугают. Через адвоката я предложил ей выгодную сделку. Вам бы такое ни за что не удалось, Свэггер, поскольку вы лишены связи с бывшими заключенными Алькатраса, а без них тут делать нечего. Вы ни за что не нашли бы Джона Пола Чейза, а если б и нашли, он не сказал бы ни слова вам, представителю другого мира. Мне же он запел соловьем. Вот почему быть преступником так классно.
Свэггер ничего не сказал. Проклятье, он был потрясен. Быть может, ему удалось бы провернуть подобное, а может быть, и не удалось бы. В любом случае Роули продолжал свою проповедь.
– Итак, вот история Джона Пола Чейза. Он был условно-досрочно освобожден в шестьдесят восьмом году. Уже старик, но еще бодрый духом. Он отправился к своей правнучке и прожил шесть лет в уютной обстановке в своем родном городе, рисуя посредственные пейзажи. С точки зрения Грамли, счастливый конец: уют, воспоминания, чувство собственной неповторимости и сознание успехов на криминальном поприще, поскольку какое бы наказание ни получил, наказан он был лишь за малую толику своих преступлений. Ему выпала доля смеяться последним. И, поверьте мне, Джону Полу было над чем посмеяться.
– К чему ты все это ведешь? – нетерпеливо спросил Ник.
– К самому сердцу проблемы. Вы не могли бы помолчать, пока я не закончу?
Раздражение Ника усмирялось его любопытством. Что происходит? Неужели этот огромный верзила со здоровенным пистолетом, татуировками по всему телу, шрамами и белоснежными зубами действительно что-то знает?
– Первоначально Чейз молчал. Он наслаждался своими воспоминаниями и не собирался ни с кем ими делиться. Он никогда не говорил о былых временах, потому что это было его сокровище, и он упивался тем, что охраняет его. Правнучка упрашивала его записать свои воспоминания, но Чейз отказывался, утверждая, что никому нет до этого никакого дела, а выкладывать все задаром – это не уважать себя.
– Но он говорил во сне? – предположил Ник.
– Нет, однако в семьдесят втором году положение дел радикально изменилось. Можете догадаться, что произошло?
– Ты опередил нас во всем, – сказал Свэггер, – так что и насчет семьдесят второго года, полагаю, ты тоже нас опередил.
– Пожалуй. В том году выходит замечательный американский фильм «Крестный отец», снятый по бестселлеру Марио Пьюзо. Фильм заслуженно получает славу и деньги, но также воспламеняет в популярной культуре интерес к организованной преступности. Гангстеры, гангстеры, гангстеры, круглые сутки, семь дней в неделю, и в два последующих года три фильма из четырех и шесть книг из десяти посвящены гангстерскому миру. Можете представить себе, каким толчком это явилось для старика, живущего в маленьком домике в Сосалито, знающего, что к чему? Это все равно как если б у него был участок земли, на котором обнаружили золотую жилу, или акции компании «Халоид», еще до того, как она стала «Ксероксом». И вот наконец Чейз сел и записал всё, правдивую историю окончания войны ФБР с бандитами, случившегося двадцать седьмого ноября тысяча девятьсот тридцать четвертого года в общественном парке Баррингтона, штат Иллинойс – о да, и в другом месте. Он ее записал. Я ее прочитал. Несколько раз. Ну что, ребята, хотите ее услышать?
Молчание.
– Цену знаете? Снимите с нас наручники, верните «Монитор» и нашу «артиллерию», после чего мы разбежимся; у нас желания видеть вас не больше, чем у вас – видеть нас.
– У тебя она есть?
– Не только есть, она припрятана недалеко. Вы будете смеяться, Свэггер, – мы не только не собирались вас убивать, но и хотели оставить это при вас, чтобы вы, проснувшись после пентотала натрия, поняли, что вас не ограбили, что с вами справедливо расплатились: ваш товар за наш. Поэтому вам не нужно будет нас разыскивать. Мы не хотим, чтобы вы шли по нашему следу, точно так же, как и вы не хотите, чтобы мы шли по вашему. Считайте это профессиональной любезностью.
– Как я смогу убедиться в подлинности? Я хочу сказать, если эта штука подлинная и вы положите ее передо мной, как я смогу проверить ее подлинность?
– Ну, первым делом, какова вероятность того, что мы с Браксом сварганили трехсотстраничную рукопись на нескольких тетрадках семидесятых годов, предвидя именно такой исход? Да, мы умны, но на подобное не хватило бы ума ни у кого. Ну а затем, полагаю, вы можете изучить состав бумаги, структуру чернил, степень выцветания страниц и прочую криминалистическую дребедень.