– В таком случае, боюсь, я вас разочарую, мистер Свэггер… полковник Свэггер?
– Комендор-сержант Свэггер.
– Сержант Свэггер, я совершенно не помню вашего деда.
– Я захватил кое-какие фотографии. Подумал, они помогут делу. Я взял их в Историческом обществе Блю-Ай.
– Хорошо, – согласилась старуха. – Я в игре. Сезам, абракадабра, пусть случится волшебство!
Боб достал из портфеля пачку глянцевых снимков, и престарелая красавица взяла их и стала рассматривать, время от времени прерываясь, чтобы задуматься или по крайней мере перейти в поисковый режим, комментируя увиденное.
– Деревья – я помню деревья. Вязы, сотни вязов, и осенью весь мир расцвечивался их яркими красками.
– Да, мэм, – сказал Боб.
– В те времена опавшую листву сжигали, и с августа по начало ноября повсюду стоял запах горелых листьев и висел дым. Правильно?
– Да, мэм, – сказал Боб.
– Это мне так кажется или тогда цвета действительно были другими? Помнится, краски были не такие резкие, как сейчас. Более мягкие, пастельные. В воздухе было больше света. Никто не требовал так настойчиво к себе внимания.
Боб понял, что имела в виду старуха, но не нашел нужных слов.
– Сержант Свэггер, вы не любите цвета?
– Он был занят тем, что уклонялся от пуль и не обращал внимания на цвета, – сказала Никки.
– Замечание принято, – согласилась миссис Тисдейл. – У вас в жизни было полно важных событий, сержант Свэггер, и вам нет дела до язвительных замечаний богатой старой дамы.
– На самом деле я нисколько не обиделся, мэм.
– В любом случае дома, разумеется, были больше, но в них стояла духота, никаких кондиционеров… Я помню большие черные машины, похожие на корабли. Все курили, все носили шляпы, все пили. Да, это было во времена Великой депрессии, но я находилась в числе тех, кого она не затронула. Помню теннис, но, пожалуй, это было уже позже, ближе к войне. Мой отец играл в гольф и состоял членом окружного клуба. Чернокожие были очень услужливыми и невидимыми, даже если были у тебя дома… О, а я помню этот дом; кажется, в нем жил Билли Марлоу… По-моему, он поцеловал меня в сорок первом году, когда мне было семнадцать, незадолго до того, как мы переехали в Балтимор. Кажется, я слышала, что он был сбит в небе над Германией. Обувь такая странная… Я ее плохо помню, хотя припоминаю, что в моде были черные ботинки с белыми мысками, хотя это, наверное, пришло уже позже… По-моему, у меня в голове тридцатые, сороковые и пятидесятые годы смешались в кучу. Боюсь, дальше я вспомню, как ходила в кино посмотреть на Льюиса и Мартина
[29].
– Что насчет Ширли Темпл?
[30]
– Помню, я смотрела фильмы с ее участием. Помню кинотеатр, помню своих подруг Франни и Тельму, но все это плавает в пространстве, ни к чему не привязано… Сожалею, ничем не могу помочь. Что-нибудь еще, мистер Свэггер?
– И, наконец, вот это.
– О господи… – пробормотала миссис Тисдейл.
Посмотрев на фотографию, она задумалась. Затем закрыла один глаз, как это делает снайпер, прильнувший к оптическому прицелу.
– Вот как это выглядело в газете, мэм.
Боб протянул старухе завернутую в целлофан вырезку из «Кларион» за 11 декабря 1934 года. «Шериф вручает медаль лучшему юному регулировщику».
– На оригинале больше деталей, – сказал он. – Здесь изображение размыто из-за точек.
Миссис Тисдейл продолжала пристально разглядывать фотографию. Наконец – казалось, прошел целый час, хотя на самом деле не больше нескольких секунд, – она сказала:
– Да, теперь, когда я ее вижу, у меня всплыли какие-то воспоминания… Не могу поверить, что я до сих пор на это способна.
– Пожалуйста, продолжайте.
– Предположим… э… я скажу об этом человеке нечто такое, что вам не понравится?
– Я удивился бы, если б такого не произошло. Все то, чем я располагаю, указывает на то, что мой дед только что стал участником какого-то громкого скандала и вынужден был с позором вернуться в округ Полк. И, поскольку в те времена так было принято, как часть аппарата, управлявшего округом Полк, он был причастен к взяткам, подкупу, незаконным доходам.
– Возможно… я не могла знать все это. Но обратила внимание, что от него пахло как от моего папы, то есть в его дыхании чувствовался виски. Еще я помню, что он держался чересчур любезно, чересчур вежливо, чересчур аккуратно, как это свойственно человеку, который находится в состоянии алкогольного опьянения, но старается показать себя трезвым.
– Да, похоже, у моего деда были проблемы с выпивкой… Я так понимаю, началось это как раз с тридцать четвертого года.
– А что с ним произошло в тридцать четвертом?
– Эту загадку я как раз и пытаюсь решить. Мне лишь известно, что в дальнейшем все стало настолько плохо, что дед обратился за помощью к баптистам. Но всевышний, видимо, был занят чем-то другим.
– Знаете, баптисты напрямую общаются с богом; так что раз уж они не смогли ему помочь, он был безнадежен. Вы точно хотите узнать правду?
– Не хочу. Но я дал слово сделать все от меня зависящее.
– Справедливо. Ну хорошо, как я уже сказала, этот человек был слегка в подпитии. Никто ничего не сказал, но я учуяла запах. Должно быть, он предпочитал бурбон, как и мой отец. Теперь я вспоминаю и другие вещи. Все относились к нему с большим уважением. Несомненно, на него смотрели с благоговейным восхищением, считая за честь находиться в его присутствии. Наверное, дело было в медалях, которые он заслужил в двух армиях.
– Также ему пришлось вступить в перестрелку в Литтл-Роке с очень плохими ребятами, и когда дым рассеялся, мой дед по-прежнему стоял, а вот они – нет. На самом деле такое происходило несколько раз, с разными ребятами, и в конце дед всегда оставался на ногах.
– Да, все дело в ауре… Это был настоящий стрелок. Но в то же время, хоть я это и чувствовала, хорошо помню, что нисколько его не боялась. Этот человек не внушал тревогу. Десятилетней девочке он казался хорошим. Помню, по такому случаю я надела клетчатый свитер. Все юные регулировщики получили по медали, но, поскольку я никогда не опаздывала и не пропустила ни одного дня, меня признали лучшей. Я очень гордилась этой медалью; она так и осталась единственной моей наградой. Также впервые я преуспела хоть в чем-то, ведь меня считали тупой неудачницей. Но когда такой важный человек, как шериф, вручил мне медаль, пожал руку и сказал, что я должна гордиться, это был самый счастливый момент в моей жизни.
