– Шериф, они опаздывают? – спросил Сэм.
– Остается еще две минуты, – ответил Чарльз, сверившись с наручными часами. – Надеюсь, они появятся. Хочется верить, что это дело не развалится, в отличие от всех остальных.
– Но, на ваш взгляд, этому Зарковичу можно верить?
– Он знает правила игры. Из этого еще не следует, что он – ангел добродетельности, но парень понимает, что к чему, и вряд ли захочет нас разозлить, так как знает, какой шум может поднять Отдел.
– Одно из преимуществ работы на самых больших ребят, – заметил Сэм. – Надеюсь, мне сегодня не придется стрелять из «Томми». Я его в жизни в руках не держал.
– Я вас научу. Когда мы закончим, вы сможете стрелять уток из этой чертовой штуковины.
– Ха! Это вселяет оптимизм.
В этот момент с Внешнего шоссе на усыпанную гравием пустошь свернула машина и, приглушив свет фар, медленно покатила к двум машинам правительственного ведомства. Подъехав, машина остановилась и погасила фары.
– Так, – сказал Сэм, – ваш черед, Чарльз.
Ничего не ответив, тот вышел из машины, выбросил свою недокуренную самокрутку и прислонился к бамперу, наслаждаясь дующим со стороны берега ветерком. Из новоприбывшей машины появилась фигура.
– Свэггер? – спросил следователь Заркович.
– Точно, – подтвердил Чарльз, и мужчина, грузный, с одутловатым угрюмым сербским лицом приблизился к нему. Темно-синий двубортный пиджак. Соломенная шляпа. Сигара.
– Она здесь? – спросил Свэггер.
– Да, но она сломалась. Всю дорогу плакала. Не хочет это делать, но еще больше не хочет билет в Бухарест в один конец. Как она поступит? Полагаю, она знает, что делать.
– Жизнь шлюхи – тяжелая штука, – философски промолвил Чарльз.
– Да, я уж заметил… Кстати, вы привезли своего главного?
– Самого главного. Первис во второй машине, но настоящая власть в руках Коули. Он здесь, чтобы заключить сделку.
– Во второй машине никто не наломает дров?
– Эти люди прошли подготовку. Лучшие из лучших.
– Хорошо, а как насчет моей просьбы, она принята? Я участвую в задержании и получаю свою долю славы. Моему шефу говорят, какой я герой. Мне выдают вознаграждение.
– Насчет вознаграждения не уверен, и я этого никогда не обещал. Все остальное в порядке.
– Отлично, я иду за девчонкой.
Чарльз проводил взглядом, как полицейский вернулся к своей машине и постучал в заднее стекло. Стекло опустилось. После недолгого обмена фразами дверь открылась, и появилась длинноногая девица в шляпке, похожей на перевернутое ведерко, и коротком платье. Ее фигура и платье были элегантными, но на ногах она стояла нетвердо, словно у нее сломался каблук. Даже издалека Чарльз разглядел, что ее большие глаза подчеркнуты искусно нанесенной косметикой. Девица походила на звезду немого кино.
Держа под руку, Заркович проводил ее к машине. Прикоснувшись к шляпе, Чарльз сказал: «Добрый вечер, мэм» и открыл заднюю дверь. Девица изящно села в машину.
– Пожалуйста, миссис Сейдж, устраивайтесь поудобнее, – уверенным тоном произнес Сэм. – Это беседа, а не допрос. Курите, если хотите.
– Благодарю вас.
– Итак, для того, чтобы мы вам помогли, вы должны рассказать нам, как сможете нам помочь. Это понятно?
– Конечно.
– В таком случае, будьте добры, продолжайте.
Девица начала рассказ на своем причудливом языке с иностранной окраской, где твердые согласные становились мягкими, гласные растягивались и странные ритмы Восточной Европы густым соусом обволакивали слова. Она заведует жилым домом с меблированными комнатами, в прошлом у нее на счету не совсем благовидные делишки, поэтому всем известно, что она не побежит жаловаться в полицию. Самые разные люди находили это полезным, и она привыкла к тому, что какой-нибудь бодрый крепыш заплатит ей втридорога за пару ночей, после чего бесследно исчезнет. Ее дом славился как место, где можно «залечь на дно». Несколько недель назад квартиру снял один высокий здоровенный тип. Привлекательный, одетый с иголочки, обходительный, дамский угодник, денег полно. На миссис Сейдж он сразу произвел впечатление, хотя быстро связался с одной из ее жиличек, Полли Гамильтон. («Ф комнате та-акой шум. Прузины матраса всю ноць – скрип, скрип, скрип!») Наконец она сообразила, кто это такой, тип прочитал это по ее глазам, и они дружески поболтали. Похоже, его это мало встревожило. Он считает себя неуязвимым. На самом деле они частенько выходят в город втроем – жеребец и две очень симпатичные девчонки. Просто поразительно, никто никогда не обращает на них внимания! Это все потому, что он все время такой непринужденный, такой счастливый, общительный, и людей к нему влечет. Они даже несколько раз заходили в полицейский участок!
Сэм кивал, принимая все молча.
Но ситуация резко изменилась в прошлую среду: девице припомнили ее прошлую судимость, и в письме из иммиграционной службы потребовали немедленно депортировать ее как нежелательного иностранца, даже назвав дату, когда она должна покинуть Соединенные Штаты, пригрозив в случае неповиновения арестом и тюремным заключением. Девица расплакалась.
– Я не могу вернуться домой. Там у меня ничего нет, и скоро начнется война, помяните мое слово. У меня в целом свете никого нет, и здесь я построила больше, чем когда-либо у меня было. Я не могу всё потерять.
– Хорошо, – наконец произнес Сэм, положив руку девице на плечо, успокаивая ее. – Посмотрим, что можно сделать. Никаких гарантий я дать не могу. Но если вы сыграете важную роль в задержании Джона Диллинджера, я напишу письмо в вашу поддержку директору иммиграционной службы. Больше того, наш Отдел имеет значительное влияние в Вашингтоне, и это влияние будет задействовано по максимуму. Я могу пригласить юриста, чтобы составить формальное соглашение, или вы можете поверить мне на слово. Я предпочел бы последнее, поскольку чем быстрее и проще все будет сделано, тем легче будет сохранить все в тайне.
– Понимаю. Кажется, вам можно верить.
– Замечательно.
– Так что первым делом я предлагаю вам вот что. Этот человек сделал операцию, чтобы изменить себе лицо. Хирург резал и скоблил его; Джонни говорит, что едва не умер. Мы с Полли его выхаживали. Целую неделю он ходил в бинтах, но теперь уже снял их. Должна сказать, толку особого нет. Это тот же самый Джонни, только сейчас он какой-то обмякший и раскисший. Однако лицо то же самое – те же самые проницательные глаза, та же кривая улыбка и заразительный смех. По мне, он напрасно терпел боль и страдания.
– Хорошая новость, – сказал Сэм. – Я предупрежу своих людей.
Последовала пауза, поскольку оба не могли придумать, как быть дальше. Сэм не хотел показаться чересчур алчным и нетерпеливым, Анна Сейдж не хотела выдавать Джонни без Спектакля раскаяния.
– Миссис Сейдж, – наконец сказал Сэм, – думаю, вы всё прекрасно понимаете. У нас ничего не получится, если вы не отдадите Джонни нам в руки.
