Во время розыгрыша седьмой подачи кто-то окликнул его:
– Шериф, как насчет воздушной кукурузы?
Увидев перед собой пакетик «Крекер Джек», Свэггер поднял взгляд и обнаружил, что место рядом с ним занял итальянец, назвавшийся «дядей Филом». Он был в кремовом льняном костюме, красном галстуке, белых штиблетах; на красивом лице в тени соломенной шляпы круглые темные очки.
– Спасибо, дружище, не надо, – сказал Чарльз. – Скажите, ребята, вы что, следите за мной? Как вы узнали, что я здесь? Это ведь не случайная встреча.
– В точности так же, как мы узнали, где будет Джонни. Мы повсюду. Не постоянно, но достаточно, чтобы за всем присматривать. Не принимайте это на свой счет. Мы просто обращаем на все внимание. Знание – это сила и богатство, это долгая, счастливая жизнь.
– Мне это не нравится.
– Никому это не нравится, но со временем вы привыкнете. Однако к делу. Я слышал, что, несмотря на всю болтовню насчет Первиса, именно шериф занялся Джонни. И сделал свое дело замечательно.
– Я сделал лишь то, что требовал от меня мой значок, – возразил Чарльз. – Ничего особенного. С этим справился бы любой полицейский в этом городе.
– Поскольку я знаком кое с кем из них, вынужден не согласиться с вами, – сказал «дядя Фил». – Все закончилось бы кучей убитых случайных прохожих. Я должен сделать вам выговор: если почитать газеты, получится «героический час Мелвина Первиса». Хотя на самом деле Первис лишь курил сигару и даже близко не подходил к Джонни и его маленькому «Кольту».
– Мне все равно. Меня это никак не касается. Я не хочу, чтобы кто-либо совал нос в мою работу, поэтому если никто меня не замечает, это как раз то, что надо.
– Надо отдать вам должное, шериф: в отличие от многих, вы не нуждаетесь в том, чтобы вас гладили по головке. Это восхитительная черта. Когда кто-то любит, что его гладят по головке, это может очень плохо кончиться.
– Я не люблю раздувать щеки от гордости. От этого никакого толку. Не люблю тех, кто так себя ведет. Ладно, в чем дело? Вы не производите впечатление заядлого болельщика «Уайт сокс».
– Бейсбол – хорошая игра, очень интересная. Вы не поверите, сколько денег ежедневно крутится в ней. Здесь, на солнце, все кажется чистым и хорошим – воздушная кукуруза, сосиски в тесте, ребята на поле… Но когда один из этих аполлонов бросает мяч, двадцать миллионов долларов переходят из одних рук в другие.
– Ничего этого я не знаю, – сказал Чарльз. – Цифры мне плохо даются. Я оставляю это другим. Итак, у вас есть для меня новые наводки?
– Последняя информация: Гомер где-то в Сент-Поле, но залег на дно – ждет, когда пройдет шишка на голове. Он воспринял это как предзнаменование. А вот Красавчик слишком глуп, чтобы затаиться, когда стало туго, однако это делает его непредсказуемым, поскольку он просто слоняется без определенного плана. Думаю, следующая надежная инфа у нас будет на Гомера. Красавчик падет жертвой своего собственного невезения. А Малыш вернется. Этот мальчик родился и вырос в Чикаго, ему здесь знакомы все улочки и переулки. Но это вам уже известно. А пришел я вот зачем: хочу передать вам вот это.
Он положил Чарльзу на колени конверт. Свэггер вопросительно посмотрел на него.
– Просто небольшая дополнительная премия. Вы делаете свое дело, производите впечатление на людей, и нам хотелось бы выразить свою признательность.
– Я не возьму, – решительно заявил Чарльз. – Тогда я стану охотником за наградой, а не полицейским.
– Это не плата, а подарок от граждан, оценивших вашу работу.
– Если возьму деньги, я к этому привыкну. Вы дадите мне еще, и я получу удовольствие. Накуплю себе всего, стану героем для своей жены и начну искать, где бы достать больше, что произойдет очень скоро. И тогда вы подцепите меня на крючок. Я буду принадлежать вам с потрохами. Так что давайте выясним раз и навсегда: Чарльз Свэггер никому не принадлежит. Он сам платит за себя, идет по своей дорожке, сам решает, что делать, и ни перед кем не отчитывается. С вами я больше никогда не встречусь, это понятно?
– А вы ведете крутую и жесткую игру, шериф, правда? Как Уайетт Эрп и другие стрелки прошлого. Додж-Сити, Ларедо, Силвер-Сити
[43] и другие сточные канавы, ради которых нет смысла умирать… Ладно, если вы хотите играть так, значит, будем играть так.
Улыбнувшись, «дядя Фил» подобрал конверт, встал и ушел.
Чарльз продолжил смотреть на ребят, играющих в мяч.
Глава 31
Мавис, штат Арканзас
Наши дни
От Мависа мало что осталось. Этот городок обошла стороной «автострадная лихорадка», опутавшая Америку бетонными лентами, и вдали от шестиполосных магистралей Мавис зачах. В нем не было даже супермаркета и ресторанов быстрого питания.
Там, где раньше работал банк, теперь находился магазин дешевых китайских товаров. Продовольственный магазин общенациональной сети, одноэтажное здание, служащее одновременно мэрией, полицейским участком и департаментом общественных работ, реликвия семидесятых. В кафе предлагали кофе и выпечку, но если хотелось поесть чего-либо более существенного, нужно было проехать к автостраде и найти «Макдоналдс» или закусочную при заправке. Ни библиотеки, ни Исторического общества – вообще ничего, кроме людей, судя по виду, живущих на социальное пособие. Или на минимальную зарплату. Или на метамфетаминах.
Никто не мог ответить ни на какие вопросы, поскольку всем было лет двадцать с небольшим, и жили они в тридцати и более милях от ближайших заводов и фабрик в последнем городе Арканзаса или следующем городе Техаса, где можно было найти работу. Но банк когда-то стоял на пересечении Главной и Западной, в этом не могло быть сомнений, и, изучив здание, Боб пришел к выводу, что оно сохранилось с тех давних пор, хотя в настоящее время им владели мистер и миссис Линьбяо со своим магазином пластикового мусора из провинции Сычуань. Боб усомнился в том, что чете Линьбяо известно хоть что-нибудь о визите Бонни и Клайда, состоявшемся восемьдесят пять лет назад, через три месяца после того, как те были убиты под Аркадией, штат Луизиана.
Устроившись в кафе за столиком на улице, Боб потягивал кофе, гадая, что дала эта поездка.
А дала она вот что: да, за ним действительно следят.
Свэггер в этом убедился. Существует особое чутье, и у такого опытного вояки, как он, оно за долгие годы обострилось до предела. Называйте это как хотите – экстрасенсорное восприятие, шестое чувство или что там еще, когда человек чувствует на себе тяжесть посторонних глаз, даже скрытых стеклами бинокля. Эта острота чувств тысячу раз спасала Бобу жизнь и никогда его не подводила, если только сейчас вдруг ни с того ни с сего не решила дать сбой.
