Боб сидел за столом, чувствуя себя выжатым. Такие встречи отнимают много сил, что было особенно справедливо в отношении Свэггера вследствие его нелюдимости, закрепленной, похоже, на генетическом уровне. Он не думал, не предполагал, что добьется таких успехов, но дело пошло, и Боб занимался им так, как мог. «Вот такой мой крест!» – иногда мысленно шутил он.
Но теперь, когда гомон и суета затихли, Боб наконец смог расслабиться и сосредоточить свой взор на развешанных по всему залу фотографиях, повествующих о славной истории морской пехоты. Разумеется, он не мог видеть самую знаменитую, висящую прямо у него за спиной, запечатлевшую поднятие знамени над горой Сурибачи, мгновение идеального совершенства, вобравшее в себя все испытания, выпавшие на долю морской пехоты в годы войны: грязные, уставшие солдаты, высочайшая внутренняя красота.
Боб скользнул взглядом по другим фотографиям с других войн и наконец остановился на своей любимой, потому что она подводила итог той войне, которую прошел его отец, хотя и была сделана на острове, где тот никогда не бывал. Здесь не хватало симметрии Иводзимы, зато было больше неприглядной реальности боя: люди делали свое дело, абсолютно не заботясь о том, как выглядят со стороны, хотя запечатленные на этом снимке морские пехотинцы определенно выглядели достаточно крепкими. Фотография была сделана на хребте Вана, во время последнего крупного сражения, последнего большого кровопролития той войны, на Окинаве, в мае 1945 года, где японцы решили показать американцам, как дорого им обойдется вторжение на «домашние» японские острова. В свое время Боба заинтересовала эта фотография, и он выяснил, что автоматчика с «Томпсоном» зовут Дэвис Т. Харгрейвз, а морского пехотинца с автоматической винтовкой «Браунинг» – Габриэль Чаварриа, они из роты «Ф» 2-го батальона 1-го полка 1-й дивизии морской пехоты. Оба дожили до конца войны, оба через пятьдесят лет снова побывали на этом месте.
Харгрейвз стоит на развалинах, выпрямившись во весь рост, практически идеальный профиль, на фоне лишенного листвы кустарника, целясь из своего «Томпсона». Каким-то образом ему удалось занять правильное положение для стрельбы, крепко схватить автомат, прижав его к плечу усилием правой руки, сжимающей пистолетную рукоятку; левая рука также напряжена, обхватила цевье, удерживает оружие, борясь с десятью фунтами чистого веса и высокой энергией отдачи. Его голова наклонена вбок, так, что правый глаз совмещен с прорезью прицела и мушкой, Харгрейвз находится в процессе стрельбы, он тщательно прицелился, чтобы дать очередь по японскому снайперу, находящемуся ярдах в пятидесяти от него. Принимая во внимание его позу, можно предположить, что он не промахнулся. Чуть в стороне от него Чаварриа поднимается с земли с автоматической винтовкой «Браунинг» в руках, следом за своим товарищем разворачиваясь к цели, чтобы также открыть по ней огонь.
Но в фотографии оставались свои маленькие загадки – и в первую очередь магазин в автомате Харгрейвза. Емкостью двадцать патронов, короткий, пузатый. Почему? Почему в обстановке, богатой опасностями и целями, морпех предпочел маленький магазин на двадцать патронов более длинному на тридцать? Дополнительные десять патронов калибра.45 могли спасти чью-то жизнь, в том числе жизнь самого стрелка. Глядя на фотографию, Боб не переставал удивляться.
Ну тут были возможны два варианта. Магазины на тридцать патронов были разработаны только в 1942 году и получили широкое распространение в 1943-м, а до тех пор в ходу оставались «двадцатки». Когда появились «тридцатки», никто не потрудился собрать их предшественников. Поэтому до самого окончания войны они оставались доступными. По всей видимости, Дэвис Харгрейвз, в то утро начавший штурм Ваны, несомненно, захватив с собой столько боеприпасов, сколько мог унести, расстрелял все «тридцатки» и теперь вынужден был пользоваться «двадцатками». А может быть – эта игра неизменно доставляла такое удовольствие! – он посчитал, что с «траншейной метлой» конструкции генерала Томпсона удобнее управляться, когда она оснащена более легкой «двадцаткой», и потому в тот майский день захватил с собой на изрытый воронками, заросший густой растительностью гребень Вана именно ее. Любой из этих вариантов мог быть правильным. А может быть, ответ крылся в сочетании их обоих.
Боб усмехнулся. Пожалев о том, что завязал с выпивкой. За тебя, молодой Харгрейвз, и за тебя, твой приятель Чаварриа, на острие атаки, делающих то, что нужно сделать, не потому, что вам это нравится, а потому, что есть такая штука под названием Долг, и вашему поколению – к которому принадлежал и его собственный отец – войну швырнули в лицо, и они не скулили, не жаловались, не оправдывались, а просто пошли и одержали победу, твою мать, и Дэвис, застывший на фоне неба над Ваной, стал олицетворением всего этого.
– Что с тобой? – спросил Билл.
– А? О, все в порядке. Просто эта фотография, парень с «Томпсоном»… Я всегда как-то напрягаюсь. Она напоминает мне о моем отце.
– Благослови его Бог, – пробормотал Билл.
– И всех тех, кто высаживался на те острова вместе с ним. Они были лучшими из лучших.
В этот момент взгляд Боба скользнул в сторону. Снимок, увеличенный до огромных размеров, показал то, что нельзя было разглядеть на репродукциях в книгах и на экране компьютера.
– Всегда замечаешь что-нибудь новое, – заметил Боб, обращаясь к доктору Тиллотсону.
– Что ты хочешь сказать? – спросил ветеринар.
– Пожалуй, за свою жизнь я уже пять тысяч раз смотрел на этот образ. Однако до сегодняшнего дня не замечал ничего странного в «Браунинге», который держит в руках Чаварриа. Ты видишь?
Человеку, далекому от оружия, высказывания Боба показались бы бредом безумца. Однако доктор Тиллотсон охотился на всех шести континентах и обладал самой большой коллекцией охотничьих трофеев в Айдахо, если не считать парочки нефтяных магнатов. Он знал, что такое автоматическая винтовка «Браунинг».
– Я ничего не вижу, – признался Билл.
– Взгляни на дуло. Чаварриа снял компенсатор. Оставил голое дуло. Должно быть, этот парень обладал незаурядной физической силой и мог без посторонней помощи удерживать наведение на цель, хотя патрон тридцатого калибра при отдаче лягается не хуже мула, особенно в режиме автоматического огня. Но – и это лишь моя догадка – Чаварриа, наверное, не понравилась характерная вспышка пламени, вырывающаяся вверх из щели компенсатора. Эта вспышка мешала ему прицеливаться. А он хотел видеть то, во что стреляет. Больше мне на ум не приходит ничего такого…
И тут Боба ударило откровение, ударило с такой силой, что на мгновение вышибло его из реальности, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы взять себя в руки и закончить:
– …ну… что объяснило бы это.
Он мысленно представил себе стандартный компенсаторпламегаситель винтовки «Браунинг модель 1918», какой он помнил ее по своей службе в пехоте в начале шестидесятых. И дальше – последний маленький шаг к осознанию того, что странный цилиндр с двенадцатью отверстиями, определить который он так и не мог, имеет ту же самую длину и, как показали измерения, тот же самый, 30-й калибр. Его не включили ни в один справочник по пулеметам и на сайт machinegun.com, потому что формально этот «Браунинг» не был пулеметом; по какой-то прихоти Управления вооружения его нарекли «автоматической винтовкой». А далее следовало вот что: вероятно, в какой-то забытой богом модификации, в каком-то тупиковом опытном образце кому-то пришло в голову попробовать увеличить энергию пороховых газов за счет увеличения объема компенсатора, в котором они накопятся, перед тем как вырваться из двенадцати щелей, рассекающих верхнюю часть компенсатора, чтобы за счет принципа действия – противодействия не позволять дулу задираться вверх. Сам Боб не встречал ничего подобного, однако ни он, ни кто-либо еще не были знакомы с абсолютно всем оружием в мире.
