– Ты зачем так тыкву изуродовал? – спросила Сэйди, изучив мою работу.
В пирсинге, дредах и кожаной куртке она выглядела зловеще: с гигантским ножом в одной руке и тыквой, зажатой между колен. Мне попались мягкая тыква и тупой нож: лицо моего тыквомонстра выглядело так, будто я проделал отверстия выстрелами с близкого расстояния.
– Твоя тыква хуже, чем у Райана, а он даже мелкой моторикой еще не овладел. Без обид, Райан.
– Это сюрреалистическая интерпретация традиционного хеллоуинского фонаря.
– Если бы эта тыква могла говорить, то сказала бы «убейте меня». А потом ее бы вырвало семечками и мякотью.
Я вздохнул и опустил нож.
– Садс, понимаю, что это неэтично, но не могла бы ты достать для меня валиум?
– Колись, зачем это тебе?
– Грейс хочет прийти в гости после вечеринки. С ночевкой. В первый раз.
– О-о-о! Наш малыш так быстро растет!
– Отцепись, дьявольское отродье.
Сэйди задушила меня в объятиях и чуть не сломала мне ребра. Я пытался ее оттолкнуть.
– Зря я тебе сказал.
– Да не стрессуй ты так. Люди занимаются сексом уже миллион лет. У тебя презервативы есть?
Я поморщился:
– Да.
– И ты знаешь, как ими пользоваться?
– Блин, Сэйди. Конечно, знаю.
– И хочешь заняться сексом с этой девчонкой?
– Она – половозрелая самка человека, а я – подросток семнадцати лет. Вопрос неуместен.
– Нет, уместен. Слушай, чтобы заняться сексом с кем-то в первый раз, необязательно любить этого человека, но ты должен знать его, доверять ему и чувствовать себя рядом с ним в своей тарелке. А еще очень- очень его хотеть.
– Ага, ну я хочу. Наверное. То есть да. Точно хочу. Я очень хочу быть с ней.
– И еще дурацкий банальный вопрос: ты готов? Конечно, секс – это не то, из-за чего стоит сильно заморачиваться, но и совсем не заморачиваться тоже нельзя.
– Думаю, я готов? – Я не хотел, чтобы это прозвучало как вопрос, но так уж вышло.
– Ладно. Это главное. Остальное – уже биология. Дай сюда эту несчастную тыкву, пока ее еще можно спасти.
Вечером Грейс зашла пораньше, чтобы загримировать нас. Она принесла сумку с вещами – маленькую, но я все равно запаниковал.
– Ты не передумал насчет ночевки? – спросила она, заметив, как я таращусь на сумку.
– Конечно, нет.
Дело было не в том, что я не хотел заняться с ней сексом. Я думал о сексе постоянно с двенадцати лет.
– Хорошо, – сказала она и достала набор для аквагрима и литровую бутылку искусственной крови. – Кем хочешь быть – зомби или жертвой ужасной автомобильной аварии? Больше я ничего не умею.
Я покосился на ее трость – она прислонила ее к кровати.
– Э-э-э… я не…
– Генри, я шучу.
– О… – я выдавил нервное «ха». (Шутить об ужасной аварии, в которой погиб твой бойфренд? Вот умора.) – Тогда, наверное, зомби.
Следующий час я сидел на кровати, а Грейс крутилась вокруг и приклеивала мне на лицо латексные раны и куски разлагающейся кожи. Она опять двигалась как деревянная марионетка, чтобы не дай бог не коснуться меня лишний раз. Со стороны, наверное, выглядело не очень романтично, но сегодня ее боязнь прикосновений казалась почти трогательной.
Я думал, что она выберет совсем странный костюм – например, мема, персонажа никому неизвестной книги или импрессионистской картины XVIII века. Но пока я делал дырки в старой футболке и обливался искусственной кровью, она пошла наверх переодеться и загримироваться и вернулась в костюме сексуальной вампирши. Грим состоял из единственной струйки крови, стекавшей из уголка рта.
Я впервые видел ее в облегающей одежде и испытал шок. Ее ноги, затянутые в темные чулки, оказались длинными и стройными, форму груди и талии подчеркивал черный кружевной корсет. Никогда не думал, что у школьницы могут быть такие формы. Она расчесала свои пепельные волосы, завила их и убрала под черную шляпку с вуалью, которая падала на густо накрашенные глаза. И даже повязала на трость красный бантик.
Она была роковой красоткой, прекрасной и порочной, как модель эпохи героинового шика. Я ее с трудом узнал.
– Я поленилась придумывать костюм, поэтому надела то же, что и в прошлом году, – она пожала плечами. – Отстой, да?
– Нет. Полностью одобряю.
– Правда? Потому что вид у тебя… растерянный.
– Наверное, я просто не ожидал… Ну, это на тебя не похоже… На ту тебя, которую я знаю, во всяком случае. Я думал, ты будешь в каком-нибудь замороченном костюме и мне придется задать двадцать вопросов, чтобы понять, кого ты изображаешь. Но ты… ты очень сексуальна.
– Просто в прошлом году в это время я была другим человеком.
Я задержал на ней взгляд и кивнул.
– Ну признайся, Генри.
– В чем?
– О чем ты думаешь? Я вижу, как крутятся шестеренки в твоей голове, но ты только киваешь. Признайся.
– Я просто… иногда мне любопытно… Блин, я совсем не умею говорить на эти темы, честно. Мне хочется знать: тот человек, которым ты была, – это и есть настоящая ты? Я-то с ней совсем не знаком и ничего о ней не знаю. Я иногда вижу ее в тебе, она проскальзывает – та девчонка, которой ты была, но… Может, тогда ты носила маску, а сейчас просто стала больше похожа на себя настоящую, или Грейс, которую я знаю, – это и есть маска и ты будешь носить ее до тех пор, пока тебе не будет опять комфортно в своей шкуре?
– Люди меняются. Ты тоже был другим в шестнадцать.
– Да, но я не переходил в другую школу и не ношу шмотки мертвого парня.
Повисла секундная тишина.
– Чтобы ты знал, – медленно проговорила она, глядя на меня не моргая, – я все замечаю.
– Прости, зря я…
– Я знаю, какой ты хочешь меня видеть, Генри. Я же не слепая.
– Что это зна…
– Бывает, твой взгляд меняется. Тебе кажется, что я не замечаю, но это не так. Иногда я тебе нравлюсь, а иногда – не очень. Но я не могу притвориться, что мне стало лучше, потому, что этого хочешь ты.
– Грейс, все не так, совсем не…
– Слушай, давай не будем об этом сегодня, ладно?
– Я хочу тебя, только тебя.
– Это тебе так кажется. А я иногда не знаю, какую именно меня ты хочешь: ту, которой я стала, или ту, которой была раньше. А может, склеенную, с золотыми швами, какой я стану через пару месяцев.
– Ты же сама говорила, что людей нельзя починить.
– Вот именно, – она повернулась и начала подниматься по лестнице, с трудом преодолевая ступеньку за ступенькой.
