Мария Кюри
Я давно изучаю теории сестринского дела, написанные сухим академическим языком, сложным для понимания. Пытаюсь визуализировать философские принципы работы в больнице с реальными пациентами, но, как только я на самом деле оказываюсь в больнице, слова философов и теоретиков кажутся мне еще более бессмысленными. Я читала теорию Флоренс Найтингейл, согласно которой окружающая среда – это ключевой фактор выздоровления пациента. Она утверждала, что «большая часть работы медсестры заключается в поддержании чистоты». Я стараюсь об этом не забывать, и, хотя меня мало утешает мысль о том, что единственная задача медсестры – убирать физиологические жидкости, я провожу время за оттиранием крови со стен, отмыванием затвердевшего, как камень, кала с детских спин и шей и натиранием инструментов и оборудования мыльным раствором с добавлением таблеток для дезинфекции Milton. Раствор такой сильный, что от него слезятся глаза.
В другие дни мои обязанности сводятся к бумажной работе: я один за другим строчу планы ухода за больными, документирую наблюдения и цифровые показатели и ставлю тысячи подписей, подтверждающих, что я проверила, было ли назначено нужное лекарство нужному пациенту в нужное время. Другой день посвящен проверкам: не иссякают ли запасы лекарств, не подошел ли к концу срок их годности, правильно ли настроено оборудование, всего ли достаточно в шкафчике с канцелярскими принадлежностями. Даже в дни, когда нужно сделать много разных дел, когда сестринские обязанности варьируются от необходимости сбегать в операционную, чтобы забрать оттуда ребенка, до экстренных медицинских случаев в отделении, утешения родственников, сообщения или объяснения плохих новостей, теории имеют мало отношения к тому, что я делаю на самом деле.
Эксперт по сестринскому делу Хильдегард Пеплау впервые разработала теорию межличностных отношений в 1960-х годах, определив сестринское дело как искусство исцеления: медсестра и пациент работают сообща, в ходе чего они оба становятся более зрелыми и получают новые знания. Я, однако, не чувствую себя зрелой. По большей части я чувствую себя не в состоянии справиться, а в некоторые дни мне и вовсе кажется, что я нахожусь не на своем месте. В другие дни меня одолевает отвращение, а иногда – самая обычная скука и усталость. Вирджиния Хендерсон, медсестра и исследователь, многими считается самой значимой фигурой в области сестринского дела в XX веке. Я читала ее теорию человеческих потребностей и пыталась вникнуть в ее знаменитое определение сестринского дела:
Уникальной задачей медицинской сестры является оказание помощи человеку, больному или здоровому, в осуществлении действий, имеющих отношение к его здоровью, выздоровлению или спокойной смерти, какие бы предпринял он сам, обладая необходимыми силами, знаниями и волей
[13].
Работа медсестры подразумевает, что вы делаете для человека то, что он сделал бы сам, когда у него нет воли, чтобы делать это самостоятельно, и до тех пор, пока у него не появится эта воля.
Я хожу за покупками для соседки, которой нездоровится. Готовлю еду недавно родившей ребенка подруге. Иду на почту, чтобы забрать письма, пришедшие моей бабушке, и в букмекерскую контору – по делам отца. Но это не похоже на работу медсестры. А потом я читаю большую теорию сестринского дела, разработанную между 1959 и 2001 годом Дороти Орем, еще одним теоретиком, которая считает, что люди должны полагаться на самих себя и нести ответственность за собственный уход. Моя голова кипит от противоречащих друг другу аргументов о том, что же на самом деле представляет собой профессия медсестры.
Я поглощаю учебники о детском развитии, здоровье и заболеваниях. Я многое узнаю о философии привязанности и изучаю работы психолога и психиатра Джона Боулби о детском развитии, начинаю страстно увлекаться вопросами этики в связи с работой Гарри Харлоу, посвященной изучению привязанности
[14]. В ходе одного из своих исследований Харлоу оставлял детенышей обезьян одних в темноте вплоть до одного года с момента рождения. Из-за этого быстро вырастали психически нездоровые обезьяны – эти наблюдения использовались при создании модели развития депрессии у человека. Харлоу называл яму, в которой держали обезьян, «колодцем отчаяния». Он и сам испытал тяжелые страдания, оказавшись в собственном колодце отчаяния: впоследствии он лечился от тяжелой депрессии с применением электросудорожной терапии.
Мои полки заставлены тяжелыми научными книгами – большинство из них я раздобыла в букинистических магазинах, поэтому у меня в комнате пахнет как в старой библиотеке. Я пытаюсь сконцентрироваться на «Учебнике педиатрии», «Сестринском уходе за детьми и новорожденными» Вонга, «Иллюстрированном словаре детской дерматологии» (не рекомендуется читать слабонервным и моей маме, которая как-то раз из праздного любопытства взяла его в руки и пролистала, а потом всю ночь глаз не могла сомкнуть).
Энн Кейси – медсестра-англичанка, которая разработала свою модель сестринского дела, когда работала в отделении педиатрической онкологии. Ее теории широко применяются сотрудниками детских отделений, и во всех документах упоминается необходимость ухода, ориентированного на семейные отношения, – это философия, основанная на том, что никто не может лучше позаботиться о больном ребенке, чем его родители, родственники или опекуны, при необходимой помощи со стороны медсестер. В недавнем интервью она сказала, что важнейшее качество хорошей медсестры – безоговорочная доброта. Но мы далеко ушли от первоначального понимания этого слова.
Исторически больничный уход за детьми предполагал неодобрительное отношение к семейным визитам, поскольку они слишком сильно расстраивали ребенка. Дети были прикованы к больничным койкам, больны, одиноки. Сейчас врачи с одобрением относятся к присутствию родственников на протяжении всего нахождения ребенка в больнице. Рядом с больничной койкой малыша есть раскладушка, которую мы вытаскиваем для членов семьи, а в больнице даже есть специальное отделение для размещения родственников детей, поступивших на длительное лечение. Их проживание часто оплачивается из средств, собранных во время благотворительных акций, в которых в свое свободное время участвуют медсестры и врачи – проходят пешком стокилометровые дистанции, покоряют горные вершины, участвуют в веломарафонах. Если в специальном отделении для размещения родственников нет мест, мы отправляем родителей больных детей в ближайший отель, с которым есть договоренность о предоставлении хорошей скидки. К сожалению, речь идет о центре Лондона, и местные работники секс-индустрии также пользуются правом на пониженные цены. «Ко мне в дверь постоянно стучали мужчины сомнительного вида и спрашивали какую-то Петси, – рассказывает один из родителей. – И я даже рассказывать вам не хочу о том, какие звуки доносились из соседнего номера».
Разумеется, вовсе не книги и не академические теории учат меня быть медсестрой. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить все, что я выучила в аудитории, все, что почерпнула из книг, библиотек и лекций по сестринскому делу. Но вместо этого в памяти всплывает время, когда я, будучи ребенком, лежала в больнице с пневмонией и как у меня случилась анафилактическая реакция на антибиотики. Единственное мое воспоминание того времени (мне было восемь лет, и я прекрасно помню другие случаи, произошедшие со мной в том возрасте) – это медсестра, которая кормила меня апельсиновым йогуртом – очень медленно, понемногу, ложка за ложкой. Я ничего не помню о том, какие врачи меня лечили, но я все еще помню вкус того апельсинового йогурта.
