В целом у Уилера не было наклонностей к тому, чтобы вести себя легкомысленно. По сравнению с грубоватым Фейнманом он выглядел как преподаватель воскресной школы. Юмор его был сухим и тонким, он опирался на остроумие и игривое поддразнивание. Вкратце говоря, годы войны дали Ричарду возможность немного порезвиться, Джон же не имел для этого ни возможности, ни желания.
Его приоритетом оставалась семья, чтобы все были сыты и счастливы.
Путешествия Уилеров начались в 1942 году, вскоре после рождения Элисон. Сначала они переехали в съемный дом в Чикаго, недалеко от университета, но жизнь там оказалась не очень веселой, поскольку Джейми болел ревматоидной лихорадкой, а Джанет восстанавливалась от послеродовых осложнений.
В марте 1943 года Комптон назначил Уилера на пост в Вилмингтоне, штат Делавэр, где ему предстояло работать в лабораториях фирмы «Дюпон». Пришлось переезжать. Вилмингтон стал для них домом чуть больше чем на год, а затем они, словно электрон, втянутый в эксперимент по изучению эффекта Комптона, отрикошетили на другой конец страны.
С лета 1944-го и до конца войны, то есть год с небольшим, Уилеры оставались в Ричланде, штат Вашингтон, и Джон трудился в находящемся по соседству Хэнфорде, наблюдая за постройкой и функционированием реактора по производству плутония. Периодически ему приходилось ездить в Вилмингтон – долгий и утомительный путь по железной дороге с множеством пересадок.
Иногда Уилер посещал Лос-Аламос, где консультировался с тамошними спецами по поводу вопросов безопасности. Никто не знал, какое количество плутония можно накопить, не вызвав цепной реакции. Нужно ли строить несколько дорогих складских помещений и хранить его небольшими порциями, чтобы полностью исключить риск? Может быть, достаточно одного контейнера?
Фейнман снова обнаружил, что его талант математика будет использоваться для ответа на поставленные Уилером вопросы. Только сейчас они будут заниматься не абстрактными гипотезами, а вопросами жизни и смерти. Ричард обработал некоторое количество данных и передал результаты бывшему наставнику, а тот отправился с ними в Хэнфорд. Ну а там после обсуждения получившихся цифр были приняты решения, позволившие минимизировать риск40.
Уилер искренне поддерживал Фейнмана в том, как тот ведет себя с Арлайн. Однажды, посещая Лос-Аламос, он заехал к ней в больницу, чтобы подбодрить девушку. Ричард был очень благодарен за этот жест, который вполне соответствовал близкому к святости образу Уилера. Святой с эксцентричными идеями, но все же несомненно святой.
Поскольку военные исследования отнимали очень много сил, Уилеру с Фейнманом было некогда обсуждать прежние исследования. Наверняка Джон вспоминал о них чаще, чем Ричард, ведь второй больше рассчитывал, первый мечтал. Поэтому даже концентрируясь на более актуальных вопросах, он не мог забыть о неразгаданных тайнах вселенной.
Даже в суматохе военного времени Уилер стремился к будущему, когда он будет стоять у окна лаборатории Палмера, смотреть на зеленый кампус Принстона и думать о природе реальности. Сможет ли он объяснить все в терминах электронов, являются ли они – или он, если речь идет о единственной частице – строительными блоками реальности? Или, может быть, существует нечто более фундаментальное? Можно ли измыслить объяснение столь широкое, чтобы оно объединило гипотезы учителя Уилера, Нильса Бора, и его друга, Альберта Эйнштейна?
Изгнанный и возвеличенный
В это время у Бора были куда более серьезные заботы, чем споры с Эйнштейном по поводу квантовой теории. В апреле 1940 года немцы оккупировали Данию, и датский физик остался в столице страны, желая сделать все возможное для сохранения созданного им института.
В сентябре 1943 года датское Сопротивление получило информацию, что нацисты собираются арестовать Бора, поскольку его мать – еврейка. Предупреждение передали ученому, и была подготовлена эвакуация для него и его семьи в нейтральную Швецию. Дом покинули ночью, в спешке, море пришлось пересекать на рыбацкой лодке.
Чтобы оставить между собой и нацистами как можно большее расстояние, Бор принял предложение отправиться на самолете в Великобританию. Чтобы избежать обнаружения и перехвата над оккупированной Норвегией, датского физика повезли в «Москито», военном аппарате, способном перемещаться на больших высотах, поэтому требовалось использование кислородной маски. Сын Нильса Оге, тоже изучавший ядерную физику, занял место в другом самолете.
По какой-то причине – может быть, его голова оказалась слишком велика или он просто забыл – Бор не надел кислородную маску и потерял сознание во время перелета. После приземления в Соединенном Королевстве его, к счастью, откачали, но в зеленой бутылке, которую датский ученый прихватил из дома, полагая, что в ней тяжелая вода, оказалось пиво.
Нильс Бор в спешке схватил не ту емкость, так что людям из датского Сопротивления пришлось забраться в его дом, чтобы вынести ценный реактив.
В декабре 1943 года Нильс и Оге получили приглашение в Соединенные Штаты, чтобы принять участие в Манхэттенском проекте. После прибытия в Вашингтон они встретились с генералом Гровсом, который ввел их в курс дела. Приглашенным из Дании ученым были присвоены кодовые имена Николас и Джеймс Бейкер, чтобы скрыть их присутствие в стране от иностранных агентов. По мере того как проект шел к успешному финалу, Боры нанесли несколько визитов в Лос-Аламос, частью для того, чтобы предложить соображения по поводу дизайна атомной бомбы, но в основном чтобы поддержать других ученых.
Фейнман вспоминал, какое всех охватило воодушевление, когда «Бейкеры» впервые заглянули к ним в лабораторию. Все, от самых больших начальников до уборщиков были словно на иголках, все ждали, что изречет явившееся из Дании светило. «Даже для больших парней Бор был чем-то вроде Господа»41, – писал Ричард позже.
К большому удивлению Ричарда, вскоре после визита ему позвонил Оге и пригласил молодого коллегу на встречу по поводу модификаций атомной бомбы. Фейнман не мог понять, отчего Боры выбрали именно его из такого количества людей, среди которых были намного более известные.
Они встретились ранним утром, в уединенном кабинете, и когда все трое уселись, старший Бор повернулся к Фейнману и начал говорить. «М-м-м, м-м-м, м-м-м», – произнес он, потом со смаком затянулся трубкой и продолжил бормотать в том же духе. Ричард даже представить не мог, о чем говорит его собеседник, славившийся любовью к речам.
К счастью, Оге мог служить «переводчиком» и объяснить, о чем речь.
Даже в присутствии такой знаменитости, как Бор, Фейнман не удержался и ответил со всей искренностью. Он указал, что предложение датского ученого непрактично с технической точки зрения. Бор принял замечание с благодарностью, пусть даже с ним не согласились, но зато оценили все честно.
В середине сорок четвертого проект был на полном ходу, а война перешла в новую фазу. 6 июня союзники высадились в Нормандии, открыв Второй фронт. Плацдарм принял достаточное количество войск, чтобы начать наступление на Берлин. Советская армия в то же время активно надвигалась на Германию с востока. Именно она и взяла Берлин 5 мая 1945 года, после чего европейская фаза войны закончилась.