Поэтому остальные почувствовали себя так, будто они пропустили первую часть курса продвинутой физики и оказались на второй части, посвященной решению конкретных проблем. Гости конференции ощутили не только усталость, но и потерянность в пространстве и времени.
Для основного примера Фейнман выбрал два электрона, которые взаимодействуют с помощью виртуального фотона. После того как Ричард быстро попытался объяснить, как рассчитывать их поведение, используя его диаграммный метод, толпа осоловевших ученых просто перестала понимать, что он делает.
Фейнман мчался через концепцию интеграла по траекториям, упоминал, что позитроны – это путешествующие назад во времени электроны. Уилер, продолжавший делать заметки, по крайней мере, мог разобраться в этой части… но остальные вовсе нет!
Собравшиеся в большинстве своем знали о том, как много Ричард сделал в Манхэттенском проекте, кое-кто был в курсе его трагической потери и осознавал, какую душевную травму принесла ему война и принятые в ее годы суровые решения. Наверняка в некоторых головах шевелились подозрения, не пострадал ли Фейнман душевно… может быть, гений просто слетел с катушек?
После выступления Ричарда Бор начал дискуссию и в своем обычном мягком стиле высказал язвительную критику. Датчанин не разобрался в каракулях Фейнмана и указал, что принцип неопределенности Гейзенберга запрещает изображать траектории электронов по мере их движения через пространство с течением времени.
Как мог докладчик утверждать, что рисует настоящие траектории этих частиц?
Бор обрушился и на утверждение, что электроны могут путешествовать назад во времени, ведь оно целиком противоречило основаниям классической физики. Эдварда Теллера поразило, что гипотезы Фейнмана, по всей видимости, не соответствовали принципу Паули в том, что два электрона не могут находиться в одном энергетическом состоянии.
Уилер продолжал записывать, но, насколько свидетельствуют очевидцы, в защиту ученика не выступал. Он всегда относился к Бору, собственному наставнику и образцу для подражания, с предельным уважением и почтением.
Среди собравшихся Дирак оказался лучше всех, помимо Уилера, подготовлен к тому, чтобы оценить интеграл по траекториям, поскольку тот частично базировался на его собственной работе. И британец поинтересовался: занимаясь суммированием взвешенных амплитуд различных траекторий, проверял ли Фейнман, чтобы сумма всех вероятностей оказалась 100 %?
Ко всеобщему изумлению, Ричард ответил, что нет.
Это выглядело очевидным промахом, поскольку сумма могла либо не охватывать все способы взаимодействия, либо перекрывать с избытком. Напоминало ситуацию, когда ловкий мошенник заявляет, что с учетом пятидесятипроцентных шансов найти монетку под одной из трех чашек (либо она там есть, либо нет) общая вероятность ее обнаружения составляет 150 %.
Так просто нельзя вычислять.
Фейнману нужно было проверить итог и скорректировать коэффициенты, если в этом возникнет необходимость.
Другие критики указали, что докладчик не принял в рассмотрение квантовую поляризацию, в то время как эта инновация Вайскопфа стала важной частью вычислений Швингера. В представлении Фейнмана ей оказалась посвящена диаграмма с одной петлей. Для краткости он решил представить нечто максимально базовое, просто два электрона, которые обмениваются фотоном, но тем самым обманул ожидания аудитории, настроенной на объяснение важнейших экспериментальных открытий, Лэмбовского сдвига и аномального магнитного момента.
Швингер сумел это сделать, Фейнман, по всей видимости, рисовал бессмысленные каракули.
Бете с сочувствием отнесся к коллеге, который вернулся с конференции в ужасном состоянии. Фейнман решил переработать свои идеи, представить в виде статьи, где все будет объяснено более подробно.
Как вспоминал Бете: «Фейнман мог похвастаться совершенно новым взглядом на вещи, который я понимал, но большинство людей находило странным. Особенно Нильс Бор, который в конечном итоге был для нас всех вождем. Бор не смог понять этого, не сумел поверить в подобное, он привел веские возражения и обошелся с Фейнманом не очень-то хорошо. И Фейнман, конечно, оказался сильно разочарован, поскольку он, по собственному мнению, предложил прекрасную теорию. И столкнулся с величайшими квантовыми физиками, которые взяли и не поверили ему. Так что когда он вернулся домой, мне пришлось утешать его. Я был на встрече, слышал его выступление, видел реакцию Бора. К сожалению, Фейнману нравилось представлять свою работу – по меньшей мере, тогда – настолько парадоксальной, как только возможно. Но из-за этого ее не поняли люди вроде Бора»64.
Дикое турне
После конференции чувство уверенности в себе у Фейнмана, только воспрявшее после взрыва творческой продуктивности, само собой, снова оказалось на низком уровне. Он не сумел как надо подготовиться к вопросам после выступления и поэтому претерпел унижение перед лицом Бора, Дирака, Оппенгеймера и остальных, всей «аристократии» квантовой физики.
Его жизнь была чем-то вроде «Циклона» с Кони-Айленд, старого аттракциона, с острыми пиками и крутыми спусками, на которых внутренности просто смерзаются. В трудные моменты он чувствовал, что все расчеты бессмысленны, поскольку никакие исследования не остановят распространение атомного оружия, не предотвратят всеобщего уничтожения.
Фактически именно его работа помогла открыть ящик Пандоры в Лос-Аламосе.
Бессмысленно цепляться за прошлое, ведь его не изменить, но и он, и мир совершили огромную ошибку.
Как обычно, в тяжелой ситуации, полной самообвинений, Фейнман направлял все силы на преподавание. Он чувствовал себя более уверенно, работая со студентами, а не взирая на иконы физики. Более того, тратить время на развитие и обучение молодых умов куда продуктивнее, чем на нытье, а последним он никогда не любил заниматься.
Ну а если возникали проблемы со сном, то рядом всегда были любимые бонго.
Другим приятным отвлечением, которому Ричард предавался при любой возможности, если удавалось ускользнуть из кампуса, был флирт с привлекательными женщинами, и его не волновало, что они думают или знают о физике. Молодой и симпатичный, он время от времени ухлестывал и за студентками, и те поражались, узнав, что имеют дело с преподавателем.
Некоторое время он поддерживал переписку с женщиной из Нью-Мексико, с секретаршей, с которой познакомился еще в Лос-Аламосе. Но тут она начала упоминать в письмах о другом парне, который вроде бы ей нравился. Надеясь посетить ее65, отвадить других ухажеров и может быть разжечь чувства, Фейнман решил отправиться в Альбукерке на машине. Более того, он соскучился по свободе Дикого Запада, хотел ощутить ее снова, и для путешествия выбрал летние каникулы 1948-го.
Очень удачно, что Дайсону в то же время понадобилось отправиться на запад, поскольку его пригласили на летний семинар в Анн-Арбор, Мичиган, чтобы он мог прослушать экспресс-курс Швингера по квантовой электродинамике. Бете настоятельно рекомендовал Дайсону изучить эти методы.
