В том же самом выпуске была и другая статья, написанная Оппенгеймером и его студентом Хартландом Снайдером, озаглавленная «О безграничном гравитационном сжатии» и посвященная возможному сценарию последних стадий жизни массивных звезд.
Это выглядело странно, но Оппенгеймер и Снайдер предсказали, что при определенных обстоятельствах тяжелая звезда, исчерпавшая запасы ядерного топлива и лишившаяся способности выбросить большую часть своего вещества, неограниченно сжимается.
В пределах некоторого периода такие звездные гиганты превращались в бесконечно плотные объекты, именуемые сингулярностями. Их гравитационное притяжение становилось таким сильным, что даже свет, не говоря уже о других видах излучения, не мог покинуть маленькую сферическую область вокруг их центральной точки. Следовательно, никто не имел шансов заглянуть внутрь и зафиксировать, что там происходит.
Много позже Уилер назвал такие объекты «черными дырами».
Но тогда, в 1939-м, он всецело не поверил выводам Оппенгеймера и Снайдера. Джон подумал, что некий механизм, возможно, квантовый процесс или какая-то разновидность сглаживания задержит сжатие до того, как оно дойдет до сингулярности.
Сингулярности выглядели ложкой дегтя и в других теориях тоже, они плохо сочетались, например, и с понятием собственной энергии электрона. Возможно, решение вопроса с гравитацией позволит открыть нечто фундаментальное по поводу того, как природа избегает сингулярностей. Чтобы найти разумную альтернативу, было необходимо изучить общую теорию относительности так тщательно, как только возможно.
Лучший способ углубиться в некую область знания – преподавать ее, и Уилер это прекрасно знал. Он имел привычку собирать подробные записи лекций для каждого курса, которые могли послужить отличной отправной точкой, чтобы погрузиться в любую тему. Часто на полях этих записей и между строк были разбросаны различные замечания. Уилер использовал их, чтобы задавать вопросы студентам, или брался за решение сам. Ты учишься, чтобы стать преподавателем, и это вынуждает тебя учиться дальше, двигаться вверх по удивительной спирали знаний.
Он сделал запрос на свой факультет в Принстоне по поводу того, чтобы ему позволили читать первый полный годовой курс по общей и специальной теории относительности. 6 мая он получил разрешение на чтение курса в следующем академическом году.
Уилер отпраздновал это дело, написав «Относительность I» на обложке нового блокнота, проставил внутри дату и время и начал готовить план распределения материала по лекциям. Он также отметил, что надеется написать книгу по теме когда-нибудь в будущем, и данное себе обещание он через много лет исполнил, создав учебник «Гравитация» (в соавторстве с Чарльзом Мизнером и Кипом Торном).
Супержидкости и не совсем супербрак
Тем временем Фейнман готовился к важному событию другого плана: второму браку.
Вскоре после того как закончился его творческий отпуск в Бразилии, он встретил в Корнелле молодую женщину по имени Мэри Луиза Белл. Она приехала в университет из сельской глубинки Среднего Запада и привезла с собой энциклопедические знания об изобразительном искусстве.
Фактически интерес к картинам и художникам был единственным, что объединяло Ричарда и Мэри (его страсть к этой теме возникла еще когда он начал встречаться с Айрлин). Но Фейнман после визита в Бразилию сильно скучал по нормальным отношениям, ему больше не хотелось флирта со стюардессами, и ему казалось, что у них может что-то получиться.
Необдуманно и поспешно он сделал предложение по почте, Мэри Луиза приняла его и согласилась переехать в Южную Калифорнию. Они поженились в июне 1952-го и заняли дом в Альтадене, недалеко от Пасадены, где располагался Калтех. Медовый месяц прошел в Мексике, и там Ричард узнал много о культуре и искусстве майя, в том числе и об их циклической концепции времени.
Другие перемены не заставили себя ждать.
Оказавшись вдали от Ханса Бете и исследовательской группы Корнелла, Фейнман получил возможность заново оценить направление своей научной работы. И пусть он почувствовал некую завершенность, глядя на собственный труд в квантовой электродинамике, сомнения насчет методов, использованных в перенормировке, никуда не исчезли. Каким-то образом, понял он, этот процесс нуждается в капитальном пересмотре для того, чтобы ликвидировать некоторые его произвольные положения.
И в то же время можно было заняться чем-то совершенно новым.
В своей книге «QED»
[13], опубликованной через несколько десятилетий, Фейнман напишет: «Игра в угадайку, которой мы занимаемся… технически именуется “перенормировкой”. Но не имеет значения, каким умным выглядит слово, поскольку оно обозначает то, что я называю дурацким процессом. Обращение к подобному фокусу мешает нам доказать, что квантовая электродинамика математически последовательна… Я подозреваю, что перенормировка математически не легитимна»82.
В первые годы в Калтехе Фейнман изучал супержидкости, вещества вроде жидкого гелия, которые никогда не становятся твердыми, вне зависимости от падения температуры. Он базировал свою работу на достижениях советского физика Льва Ландау и рассматривал вопрос, почему квантовая механика не дает таким системам возможности понижать свою энергию и переходить в твердую фазу.
Работа Ричарда показала критическое отношение к только зарождающей области.
Фейнман также изучал сверхпроводимость, другой феномен, возникающий при очень низких температурах, когда материалы теряют электрическое сопротивление полностью. Он предполагал, что некий квантовый механизм должен обеспечивать возможность постоянного, беспрепятственного течения токов в таких материалах.
Джон Бардин, Леон Купер и Джон Шриффер вскоре обнаружили этот механизм, и работа эта принесла им Нобелевскую премию. Это неприятно поразило Фейнмана, и он не стал продолжать собственные исследования, несмотря на то что они обещали значимый вклад в теорию сверхтекучести.
Тем не менее он принял приглашение Уилера и в сентябре 1953 года сделал доклад о свойствах жидкого гелия в Японии. Ему понравилось учить японские фразы, а поскольку он интересовался местными ритуалами, то остановился в традиционном отеле и решил отправиться в общественную баню. Там он по ошибке зашел не в то помещение и случайно наткнулся на отмокавшего в ванне физика Хидеки Юкаву.
Брак Фейнмана остывал куда быстрее, чем те жидкости, с которыми он имел дело. Он и Мэри Луиза совершенно не подходили друг другу, его небрежный стиль ее не устраивал, она просила его носить пиджаки и галстуки вместо обычных рубашек. Коллеги находили супругу Ричарда неприятной, она требовала его внимания даже в те моменты, когда он глубоко погружался в размышления.
Игра на барабанах сводила Мэри Луизу с ума, а расчеты ввергали в замешательство, так что ничего удивительного, что уже через несколько лет она попросила о разводе.
