А потом, всего через несколько недель после этого, ему нанесли удар. И удар этот нанес не чужак, а его собственный восемнадцатилетний сын. Предательство – и тот климат недоверия, который оно создает, – всегда уродливо, но оно уродливо вдвойне, если предателем оказывается твой отпрыск. Моголы очень часто оказывались своими самыми опасными врагами, погружаясь в междоусобицы в те дни, когда им надо было объединяться. И он, Джахангир, не хочет и не позволит, чтобы это повторилось сейчас, в самом начале его правления. Ему придется показать всем, насколько серьезно он относится к предательству среди членов семьи и как быстро и беспощадно готов покарать за него.
За последние несколько недель самым главным для нового падишаха было сблизиться с войсками сына. Накануне вечером его армия наконец догнала войско Хусрава и окружила его на гребне холма. И чем больше Джахангир думал о предательстве сына, тем сильнее в душе его разгорался гнев, тем глубже каблуки его сапог погружались в землю. Неожиданно он почувствовал, что к нему подошел его молочный брат Сулейман-бек.
– Где тебя носило? – требовательно спросил падишах голосом, хриплым от сдерживаемых эмоций.
– Выслушивал последние доклады наших разведчиков, которые ночью подбирались близко к лагерю Хусрава.
– И что же они говорят? Понял ли мой сын, что не сможет отступать дальше и что ему придется ответить за свой мятеж?
– Да. Он готовит свою армию к бою.
– И как же он и его военачальники развертывают свои силы?
– На хребте расположено несколько небольших индийских захоронений, сделанных из песчаника. Они окружили их повозками и теперь возводят заграждения из земли, чтобы прикрыть свои пушки и защитить стрелков и лучников.
– То есть они готовятся защищаться, а не нападать?
– Именно. Они знают, что это их единственный шанс на успех. Ни Хусрав, ни его главный военачальник Азиз Кока не дураки.
– Однако они оказались достаточно глупы, чтобы бросить мне вызов, – прервал Джахангир своего брата.
– Должен ли я отдать приказ готовиться к немедленной атаке?
– Прежде чем я приму решение – есть ли на холме родник или другой источник воды?
– Я допросил того единственного пастуха, на которого мы наткнулись прошлым вечером. Он говорит, что нет, но он настолько испуган, что может говорить то, что, как ему кажется, я хочу услышать. Хотя гребень в основном состоит из красной глины и скал, на которых виднеются несколько чахлых деревьев и едва заметная трава.
– Тогда, возможно, пастух говорит правду. В этом случае вместо немедленной атаки давай немного подождем, пока у них не закончится вода, и позволим им поразмышлять о том, что ждет их в случае битвы. Так же как и Хусрав, большинство его соратников молоды и неопытны в вопросах войны. Так что их размышления окажутся во много раз страшнее, чем сама битва.
– Может быть. Но пока сдались не так много из них, как я ожидал.
Джахангир скривился. Накануне вечером он согласился с предложением Сулейман-бека обстрелять лагерь Хусрава стрелами с привязанными к ним письмами с обещаниями сохранить жизнь любому младшему офицеру или солдату, которые в течение ночи перейдут на их сторону. Второго шанса у них не будет. После битвы на милосердие рассчитывать не стоит.
– Сколько же их сдались?
– Меньше тысячи. И в основном это плохо вооруженные пехотинцы. Большинство – юнцы, которые присоединились к войскам Хусрава на марше в надежде пощекотать себе нервы и захватить военные трофеи. Дезертир рассказал о том, как один из этих юнцов, которого поймали при попытке к бегству, был по приказу Хусрава брошен живьем в костер, где его копьями удерживали до тех пор, пока не стихли крики. После этого его обугленное тело пронесли по всему лагерю, чтобы другим неповадно было.
– Сколько человек сейчас у Хусрава?
– Дезертиры называют цифру двенадцать тысяч. Думаю, что она занижена, но и в любом случае их не больше пятнадцати тысяч.
– Это значит, что нас больше на три-четыре тысячи. Этого достаточно, чтобы компенсировать потери наших войск, которые будут у нас во время атаки. Мы окажемся более уязвимы, чем люди Хусрава, прячущиеся за оборонительными сооружениями.
Пока Джахангир ходил перед своим шатром в ожидании, когда горчи, оруженосец, приготовит его к бою, в голове правителя вертелись сотни вопросов. Все ли он сделал для того, чтобы добиться успеха? Излишняя самоуверенность так же опасна для военачальника, как и ее недостаток. Достаточно ли хорош тот план, который они с Сулейман-беком разработали вчера поздно вечером, чтобы обеспечить ему победу в этой первой его битве в ранге падишаха? Почему предательство Хусрава оказалось для него неожиданным? Пока Акбар был жив, Хусрав заискивал перед своим дедом в надежде, что тот назовет его своим наследником. А когда вместо него Акбар выбрал Джахангира, Хусрав, казалось, смирился с этим, но, как выяснилось, лишь ждал своего часа. Под видом того что ему надо проверить, как движется строительство усыпальницы деда в Сикандре, в пяти милях от Агры, сын Джахангира покинул крепость вместе со своими приближенными. Но вместо того чтобы направиться в Сикандру, он взял курс на Дели, по пути вербуя в свои ряды недовольных.
Солнце стояло уже высоко, когда Джахангир собрал своих военачальников для получения последних приказов.
– Ты, Абдул Рахман, поведешь наших боевых слонов вместе с конным отрядом стрелков и лучников на запад, туда, где хребет постепенно переходит в равнину, – распорядился правитель. – Когда доберешься, то начнешь наступать вдоль хребта так, чтобы Хусрав поверил, что это, как предполагает современная стратегия, и есть направление нашего главного удара. Но это будет не так. Это будет ложный маневр, чтобы отвлечь на себя как можно больше войск Хусрава. Когда я увижу, что ты вступил в бой, мы с Сулейман-беком выступим во главе еще одного отряда всадников. Сначала мы притворимся, что идем на запад, тебе на помощь, но потом развернемся и двинемся прямо на хребет перед нами, в направлении шатра Хусрава. Исмаил Амаль, ты останешься здесь, во главе резерва, и будешь защищать наш лагерь от возможного нападения. Все ли вы поняли, что должны будете делать?
– Да, повелитель, – раздалось со всех сторон.
– Тогда – наше дело правое, и да пребудет с нами Всевышний.
Спустя полчаса Джахангир был полностью готов к битве и истекал потом под стальным шлемом и покрытыми гравировкой стальными же пластинами, которые защищали его грудь и спину. Сидя на белом коне, который рыл копытом землю, будто чувствовал приближающуюся битву, падишах наблюдал, как размеренными шагами наступают войска Абдула Рахмана. Трубы блестели на солнце, барабаны отбивали все убыстряющийся темп, зеленые флаги плескались на легком ветру. Когда Абдул и его люди подошли к подножию хребта, над ближайшими к ним позициями бунтовщиков появились облачка белого дыма – это его пушкари открыли огонь по атакующим из больших орудий.
Но было очевидно, что артиллеристы слишком нервничали и открыли стрельбу чересчур рано – первые ядра упали с большим недолетом, подняв фонтаны земли перед шеренгами Абдула Рахмана. Однако скоро Джахангир, к своему большому неудовольствию, увидел, как один из его ведущих боевых слонов упал, несмотря на защиту из стали, и, падая, раздавил паланкин у себя на спине. Затем упал еще один слон. Падишаху показалось было, что атака захлебнулась, но благодаря усилиям погонщиков, сидевших за ушами слонов, остальные животные прошли мимо павших товарищей и удивительно быстро для своих размеров двинулись вверх по хребту. Отдельные клубы дыма говорили о том, что в действие вступили небольшие пушки, расположенные на помостах на спинах слонов. В это же время Джахангир увидел свою кавалерию с распущенными зелеными знаменами, которая летела вверх по хребту. С копьями наперевес всадники перескочили укрепления из красной глины и столкнулись с кавалеристами Хусрава. При этом столкновении многие попадали, и лишенные всадников лошади заметались по полю боя, мешая атакующим. Поле заволокло клубами дыма, которые мешали видеть, но падишаху удалось рассмотреть, как от шатра сына, блестя нагрудными пластинами, отделился эскадрон всадников, поскакавший на запад, на помощь войскам, которые пытались противостоять атаке Абдула Рахмана. Центр битвы находился именно там.
