– Ввести Мир-хана!
Вошли двое стражников, которые тащили третьего мужчину, висящего между ними. Когда они подошли в трепещущем свете свечей к возвышению, Мехруниссе пришлось собрать все свои силы, чтобы не отвернуться. Стражники остановились на одной линии с ней и бросили пленника на пол. Мир-хан не сопротивлялся. Он вообще выглядел так, словно был без сознания. Когда брат упал вперед, Мехрунисса увидела его избитое, окровавленное лицо. Его одежда была изорвана, и сквозь прорехи его сестра увидела то, что показалось ей красными следами от ожогов на его спине, нанесенных, возможно, раскаленным железом. Она сказала себе, что Мир-хан должен заплатить за свои ошибки, что он должен стать той жертвой, которая спасет их всех, – но видеть замученного младшего брата лежащим на полу рядом с ней было выше ее сил. Чувствуя, что Джахангир смотрит на нее, а не на Мир-хана, она вся напряглась, чтобы не потерять самообладание. Через мгновение падишах обратился к пленнику:
– Мир-хан, что ты можешь сказать в свое оправдание?
Все тело узника сотрясали судороги. Один из стражников схватил его за длинные волосы и приподнял ему голову.
– Отвечай повелителю.
Мир-хан пробормотал что-то нечленораздельное, и стражник, отведя ногу назад, ударил его сапогом в низ живота. На этот раз пленник смог произнести несколько слов:
– Прости меня, повелитель.
– Предательству нет прощения. Ты заслуживаешь смерти предателя. Даже твоя сестра высказалась за твою казнь, – сказал падишах, и Мехрунисса вздрогнула, когда Мир-хан посмотрел на нее отчаянными глазами. – Я должен был бы приказать, чтобы тебя бросили под ноги слону или посадили бы на кол, как я сделал это со сторонниками моего сына во время его предыдущего бунта, – ты был настолько глуп, что их судьба тебя ничему не научила.
Джахангир говорил ледяным голосом. Мехрунисса с трудом удерживалась от того, чтобы не броситься на пол рядом с Мир-ханом и, забыв о своих предыдущих словах, не начать умолять за него.
– Но ради твоей сестры, – продолжал меж тем Джахангир, – которая продемонстрировала нам такую храбрость, какой у тебя никогда не было, я избавлю тебя от долгого и мучительного прощания с жизнью, которое ты, без сомнения, заслуживаешь. Ты хочешь что-нибудь сказать перед смертью?
Мир-хан с трудом встал на колени, но, когда он заговорил, обратился к сестре, а не к падишаху. К ее громадному облегчению в его словах не было ни злобы, ни упреков.
– Мехрунисса… прости меня…
– Я прощаю тебя, брат. – Во рту у женщины пересохло, и эти слова дались ей с трудом.
– Позовите палача, – распорядился Джахангир.
По-видимому, тот ждал в соседней комнате, так как в дверях мгновенно показался высокий мужчина в черном тюрбане и кожаной одежде, украшенной металлическими заклепками. В одной руке он держал обоюдоострый топор, а другой прижимал к себе нечто, напоминавшее свернутую шкуру животного.
– Повелитель?
– Отруби голову этому человеку.
Услышав слова падишаха, Мир-хан опять рухнул на ковер. Палач раскатал шкуру, а потом отодвинул в сторону ковер перед возвышением и аккуратно разложил шкуру на каменных плитах. Приготовившись таким образом, он кивнул стражникам. Мир-хан все еще продолжал всхлипывать, когда те подняли его и перетащили на шкуру.
– Вытяни шею, – приказал палач. Один из стражников вытащил из-под брата свою левую руку, а второй отвел в сторону правую, и Мехрунисса увидела то, что можно было назвать высшим проявлением мужества – ее брат сам медленно вытянул шею. Палач убрал с нее пряди темных волос, и, удовлетворенный, отступил назад и поднял свой топор. Замерев в таком положении, он бросил быстрый взгляд на Джахангира, который коротко кивнул.
Мехрунисса почувствовала ветерок на своей щеке, когда палач опустил топор, а потом услышала глухой удар, когда сталь вошла в шею ее брата. Его голова упала на землю с еще более глухим звуком, пачкая все вокруг яркими пятнами крови. На какое-то мгновение Мехрунисса оцепенела. А потом к ней пришло спасительное понимание – палач хорошо знает свое дело. Ее брат не страдал. Она спасла его от медленной смерти. Женщина проследила за тем, как палач быстро завернул в шкуру голову и тело ее брата и с помощью одного из стражников вынес их из помещения. Только несколько капель крови на плитах говорили о том, что всего мгновение назад на этом самом месте человека лишили жизни.
– Все кончено, – услышала Мехрунисса слова Джахангира. – Возвращайся в гарем.
Казалось, женщина полностью лишилась способности думать и чувствовать. Слепо повинуясь его словам, она заковыляла в сторону золотых дверей в конце комнаты, которые уже открывались, чтобы пропустить ее.
Только через несколько минут после возвращения в свою комнату в гареме, которую она уже не надеялась увидеть, Мехрунисса позволила себе расплакаться. Ей было тяжело наблюдать за казнью брата. На ладонях остались кровавые отметины в тех местах, где в них впились ее ногти, когда она пыталась сдерживать себя. Но Мир-хан сам заслужил такую судьбу. Он был виновен, и правосудие свершилось. Мехрунисса ничего не могла сделать, чтобы спасти его, а если б попыталась, то поставила бы под угрозу и свою семью, и самое себя. Так же как ее отец был готов бросить ее новорожденным младенцем, чтобы дать остальной семье шанс выжить, так и она должна была принести Мир-хана в жертву. Но то, что она выбрала целесообразность, не значило, что она не любила брата, каким бы слабым и глупым он ни был.
А что теперь? Встреча с Джахангиром, о которой она так долго мечтала, наконец состоялась, но при совсем других обстоятельствах. Что же ждет в будущем ее… или ее семью?
Глава 7. Отпущение грехов
Ритмичный звук копыт его лошади, скакавшей по высохшей земле в сторону Фатехпур-Сикри, успокаивал Джахангира. Этот звук говорил о том, что теперь наконец, после стольких месяцев ожидания, он может действовать. С тех пор как падишах увидел Мехруниссу в последний раз, он никак не мог выбросить ее из головы. Та отвага, с которой она предстала перед ним и защищала своего отца, подтвердила то, что он инстинктивно чувствовал все эти годы, – она была выдающейся и при этом очень красивой женщиной. Другие на ее месте рыдали бы и ныли, но она сохранила чувство собственного достоинства. К концу их встречи у правителя не было уже никаких сомнений, что Мир-хан был единственным предателем в их семье. А еще он понял, что все те чувства, которые она пробудила в нем много лет назад, никуда не делись. Он хотел ее еще больше, чем прежде.
Однако решительная борьба с последствиями последнего заговора Хусрава, которым он управлял из своей тюрьмы в Гвалиоре, была для падишаха тогда на первом месте. С каждым днем он все больше и больше узнавал о группе горячих голов, о молодых людях, похожих на Мир-хана, которые поклялись поддерживать Хусрава, ослепленные посулами, которые его амбициозный сын не имел никакого права раздавать. Джахангиру пришлось действовать быстро, так чтобы сообщники бунтовщиков не успели разбежаться до того, как их допросят на предмет имен новых заговорщиков, а потом казнят.
