– Продолжай. – Лицо Джахангира стало таким же серьезным, как и ее собственное.
– Ты знаешь, что я читаю все отчеты, которые поступают от твоих представителей в лагере Хуррама. В основном они касаются запасов еды, требований поставить новые повозки или новые шатры – все это мелочи, недостойные твоего внимания. Но в последнее время среди всех этих мелочей я стала замечать нечто большее – намеки на то, что Хуррам становится заносчивым… что на заседаниях военного совета он не слушает других, даже если это офицеры, которые старше и опытнее его, как, например, Валид-бек, начальник его артиллерии. Возможно, все это несерьезно: ведь поход – пока по крайней мере – развивается достаточно успешно. Но в нескольких недавних отчетах говорится и о том, что Хуррам пренебрежительно отзывался о тебе, хвастаясь тем, что смог добиться военных успехов гораздо раньше, чем это сделал ты…
Джахангир смотрел на жену во все глаза, и она услышала, как участилось его дыхание.
– А ты уверена? Он никогда не был самонадеянным…
– В этом нет сомнений. Хуррам хороший командир, и он хорошо это знает – отсюда его растущее честолюбие. Конечно, молодому человеку, который достиг такого успеха, можно многое простить. Вполне естественно, что голова у него закружилась. Даже тон его последнего письма говорит о том, насколько он собой доволен. Я уверена, что он не замышляет никаких глупостей, как его брат Хусрав, но если такое поведение оставить без внимания, это может стать опасным…
– А кто его обвиняет? Может быть, это те люди, которых обошли продвижением по службе, или те, кого Хуррам упрекнул в ошибках? Из-за этого они могут быть им недовольны…
– Думаю, что ты ошибаешься. Я выяснила кое-что. Это просто младшие командиры – они слишком незначительны, чтобы ты знал их имена или чтобы обратить на себя внимание Хуррама. И хотя они думали, что выполняют свой долг, им не стоило доверять такие мысли бумаге. Если б эти слова прочитали недобрые глаза, у них могли бы возникнуть неприятности, так что я все сожгла… Ради тебя и ради этих неразумных офицеров. – Мехрунисса указала на курильницу для ладана, в которой виднелись обрывки бумаги.
Неожиданно Джахангиру показалось, что он говорит не с Мехруниссой, а со старым шейхом Салимом Чишти, который много лет назад предупреждал его: «Никому не верь, даже тем, кто связан с тобой узами крови… даже сыновьям, которые у тебя будут…»
После того как Хусрав был ослеплен, падишах решил, что ему нечего больше бояться своих сыновей – ни Парвиза, который по утрам даже не вылезает из постели, ни Хуррама, такого покорного с виду, который получил от него все, включая Арджуманд, ни тем более Шахрияра. Но он, возможно, ошибся. Хуррам, без сомнения, самый одаренный из всех его сыновей – весь мир это видит, да и сам шахзаде тоже это понимает. Мехрунисса пытается подбодрить его – она не хочет, чтобы он нервничал, – но почему он должен быть уверен, что Хуррам не замышляет восстания, как это делал Хусрав?
– Не надо так беспокоиться – я тебя предупредила, и ты теперь можешь подавить все в зародыше, – добавила жена падишаха.
– Если ты права, то что мне делать?
– Я не совсем уверена… – Тут Мехрунисса притворилась, что колеблется. – Одно ясно – тебе необходимо приструнить Хуррама.
– Согласен, но как?
– Ну, может быть, если взвесить все еще раз, ты был слишком щедр, когда позволил ему ставить красный шатер на поле боя. Я знаю, ты сделал это, потому что хотел наградить его, но это могло вызвать у него приступ безмерной самонадеянности и неоправданных ожиданий… Почему бы не написать ему и не сообщить, что ты на время отзываешь эту привилегию? Сообщи ему, что хотя ты и восхищаешься его победами, ты немного поторопился…
– Он воспримет это как оскорбление. Я бы на его месте понял это именно так.
– Правильно, но это будет для него еще одной проверкой. Будучи выделенным среди всех своим дедом, со всеми своими желаниями, мгновенно выполняемыми тобой, шахзаде стал воспринимать свои повышения по службе как должное, а не как твою очередную милость и дар, которым ты волен награждать его или не награждать. А его реакция покажет тебе, остается ли он все еще твоим верным и послушным сыном или его честолюбие превзошло чувство долга. Не забывай, что ты одновременно и его падишах, и его отец. И что все это пойдет лишь на пользу Хурраму. Действуя незамедлительно, ты поступишь как хороший отец, который спасает своего заблудшего сына.
Джахангир согласно кивнул. В том, что сказала Мехрунисса, была своя правда. Сын никогда не сталкивался с трудностями, которые ему самому пришлось перенести, будучи молодым человеком. Если Хуррам поведет себя должным образом, красный шатер можно будет скоро вернуть.
Голуби, выкрашенные во все цвета радуги, с ошейниками, украшенными драгоценностями, возвращались в голубятню падишаха, который стоял рядом с Мехруниссой на сложенной из песчаника террасе своих личных покоев. На берегах реки Джамны, протекавшей под крепостью, пастухи гнали своих коз и верблюдов на водопой, а на мелководье синевато-серые бегемоты наслаждались последними лучами солнца в теплой, коричневатой воде.
На фоне заходящего солнца Джахангир увидел небольшую группу всадников, приближающуюся к крепости. Когда всадники оказались достаточно близко, во главе группы он узнал своего младшего сына Шахрияра, которого сопровождали двое сокольничих; на их руках, затянутых перчатками, сидели соколы с колпачками на головах. Судя по количеству мертвых птиц, свисавших с седла третьего сокольничего, охота оказалось удачной.
– А ты знаешь, что Шахрияр послал Ладили записку, в которой хвастался, что его соколы убьют сегодня как минимум дюжину пернатых? – обратилась Мехрунисса к супругу. – Моя дочь ответила, что на нее произведет впечатление только в два раза большая цифра. Кажется, что он добился своего… Он становится почти таким же хорошим охотником, как и ты.
– Не говоря о тебе…
– Ты мне льстишь, – улыбнулась женщина и добавила: – Скоро я научу Ладили стрелять из ружья. Ей уже пятнадцать – она достаточно взрослая, чтобы сопровождать меня на охоте. Конечно, на хаудахе и не нарушая правил пурды.
Джахангир осмотрел темнеющее небо, пытаясь разглядеть своего последнего голубя. Будем надеяться, что соколы Шахрияра его пощадили. Он много раз говорил младшему сыну не охотиться рядом с крепостью, но не был уверен, насколько тот обращает внимание на его слова. Кроме того, голуби иногда сами улетают дальше, чем им положено… Наконец, падишах увидел птицу бледно-лилового цвета, собирающуюся приземлиться на каменную балюстраду рядом с ним. Он осторожно поднял опоздавшего и поместил его в голубятню.
– Я как раз хотела спросить тебя, – продолжала между тем Мехрунисса. – Шахрияр никогда ничего не говорил тебе о Ладили?
Джахангир задумался на мгновение. Ему всегда казалось, что голова его младшего сына-красавчика заполнена только мыслями об охоте, и ни о чем больше.
– Нет, не думаю. А в чем дело?
– Может быть, все это пустое, но за последнее время Шахрияр несколько раз с восторгом говорил мне о ней – он уже видел ее несколько раз, а во время празднования Новруза они поговорили друг с другом. – Мехрунисса слегка пожала плечами. – Дело не в том, что он говорил, а в том, как он это говорил.
