– Это надо прекращать. Я заставлю отца встретиться со мной, хочет он этого или нет. Я заставлю его понять, что госпожа льет яд ему в уши и что я все еще его верный сын. Меня слишком долго не было при дворе. Когда он вновь увидит меня, его любовь ко мне вернется.
– Будь осторожен, светлейший. Не дай эмоциям взять верх над твоими мыслями. Если ты позволишь сердцу управлять головой – считай, что ты проиграл. Помни о предупреждении посла: берегись Мехруниссы. Она так же умна, как и бесстрашна.
– Не волнуйся, Асаф-хан. Теперь я наконец знаю, кто мой враг, – и знаю, насколько он силен. Я не позволю эмоциям овладеть мной в большей степени, чем они владеют мной во время битвы. Меня еще никто не побеждал в тех битвах, которые я вел от имени своего отца. И я не позволю этой женщине победить меня теперь.
– Прошу прощения, светлейший, но падишах распорядился, чтобы его не беспокоили.
– Маджид-хан, я знаю, что ты верный слуга моего отца. Как его визирь, ты должен ставить его собственные интересы превыше всего, так же как и интересы державы. Между мной и отцом возникло недопонимание, и возникло оно не по моей вине. Если я смогу встретиться с ним всего на несколько минут, то, уверен, мне удастся доказать ему мою преданность и положить конец возникшему отчуждению.
Тонкое вытянутое лицо визиря было задумчивым. Он смотрел в какую-то точку за левым плечом Хуррама. «Он знает, что я прав, – думал Хуррам, – но не может определиться, стоит ли бросать вызов госпоже». Шахзаде взял Маджид-хана за руку, повернул его лицом к себе и заставил посмотреть себе в глаза.
– Я уже три дня жду, когда отец позовет меня. Но ведь я же не Хусрав! Я не замышлял захватить трон своего отца. Ведь ты же это знаешь, Маджид-хан. Клянусь жизнью своей любимой жены и детей, все, что мне надо, – это справедливость. Посмотри… – С этими словами Хуррам отпустил визиря и отступил на шаг, затем вынул из ножен свой изогнутый кинжал и вложил его в руки пораженного царедворца. – Возьми его, и мой меч тоже.
– Нет-нет, светлейший, – было видно, что визирь сильно смущен. – Я не сомневаюсь в чистоте твоих намерений. – Оглянувшись вокруг, как будто он боялся, что его подслушают в его собственных покоях, Маджид-хан понизил голос и добавил: – Светлейший, каждый день, когда на город спускаются сумерки, повелитель идет к голубятне, расположенной на стенах крепости, дабы проследить, как возвращаются его голуби. Он не берет с собой ни слуг, ни охрану – из боязни напугать птиц. Иногда его сопровождает госпожа, но сегодня вечером она устраивает особый прием в покоях падишаха и, я уверен, будет лично наблюдать за приготовлениями.
Небо на западе уже розовело, когда Хуррам пробрался на крепостную стену, используя крутые и узкие ступеньки в самом западном углу крепости, где они с братьями когда-то играли в ее захватчиков и защитников. Пыль и паутина, затянувшая все вокруг, говорили о том, что здесь мало кто ходит, так что он добрался до стены без приключений – его даже не заметили. В ста ярдах перед собой молодой человек увидел голубятню с конической крышей, а под ней – арочную дверь, за которой виднелась широкая лестница, ведущая, как он знал, во внутренние дворы дворца. Когда шахзаде осмотрелся вокруг, то не увидел ни одного охранника.
Он подошел к голубятне поближе и, спрятавшись в ее тени, стал ждать.
Хуррам слышал, как по двору, который находился прямо под ним, ходят слуги, зажигающие факелы и масляные лампы, а потом увидел отражение яркой вспышки на успевших потемнеть небесах. Это значило, что в главном дворе, возле Зала официальных приемов, зажгли великую акаш дию – гигантское блюдце, наполненное маслом и установленное на золотой подставке высотой в двадцать футов.
Вид двора заставил его сердце забиться сильнее. Как это все знакомо – начиная с абрикосового света ламп и кончая запахом камфары, плывущего в воздухе… Это был его мир, место, в котором он вырос.
Высокая фигура без головного убора, одетая в развевающийся халат, появилась в дверях и направилась к голубятне.
– Отец! – Хуррам подбежал к Джахангиру, который мгновенно ухватился правой рукой за кинжал. В сумерках шахзаде увидел блеск закаленной стали. – Отец… это я, Хуррам.
Все слова, которые он много раз репетировал, куда-то испарились, и шахзаде бросился в ноги своему отцу. Он ждал, что Джахангир коснется своей рукой его головы, но так и не дождался. Подняв глаза, Хуррам увидел, что лицо падишаха искажено гневом.
– Как ты смеешь бросаться на меня, как какой-то наемный убийца? – Голос отца сел, как будто он только что выпил.
Потрясенный его яростью, шахзаде поднялся на ноги.
– Я не убийца, а твой сын. И я имею право видеть тебя.
– Нет у тебя никаких прав. – Падишах убрал кинжал назад в ножны.
– Кажется, ты прав… Прошло три дня, как я появился в Агре, и все это время я умолял тебя принять меня. Почему ты ничего не ответил мне?
– Потому что я не хочу тебя видеть. А кроме этого, я ведь не отдавал тебе приказ бросить свой пост в Декане. В своей заносчивости ты поступаешь только так, как хочется тебе.
– Я прибыл в Агру, чтобы узнать, чем я заслужил твою немилость. Я не могу продолжать поход, когда каждый вновь прибывший гонец сообщает мне все новые вещи, которые унижают меня. Почему ты послал Шахрияра против персов? Почему ты отдал ему мои земли?
– Не пристало тебе меня допрашивать.
– Если ты не разрешаешь задавать тебе вопросы, то разреши хотя бы рассказать тебе, каких я жду ответов. Я уверен, что кто-то настраивает тебя против меня.
– И кто же это?
– Мехрунисса, – ответил Хуррам, поколебавшись всего мгновение.
Джахангир сделал шаг в его сторону, и молодой человек был потрясен, увидев, насколько изменился его отец за те восемнадцать месяцев, что он отсутствовал. Глаза у падишаха были налиты кровью, а его некогда упругие щеки обвисли.
– Твоя супруга завидует тому, что ты любишь меня или когда-то любил, – заставил себя продолжить шахзаде. – Она боится моего влияния на тебя и пытается заменить меня на Шахрияра, у которого нет ни одной собственной мысли. Когда он станет ее зятем, ее контроль над ним станет абсолютным, так же как ее контроль над дочерью… и над тобой!
– Довольно! Ты что, с ума сошел? Именно госпожа умолила меня позволить тебе жениться на Арджуманд Бану и отправить тебя в твою первую военную кампанию. Это не она тебя боится, а ты сам не можешь смириться с ее влиянием и ее любовью ко мне. Мой отец был великим человеком, но он совершил ошибку, выделяя тебя из всех, когда ты был еще мальчиком. Ты вырос, веря в то, что у тебя есть право стать моим наследником.
– Это неправда, ты сам поощрял меня так думать. Это ты дал мне титул Шах Джахана и право ставить красный шатер.
– Но я не провозглашал тебя следующим падишахом моголов. И я сам буду решать, кто из моих сыновей станет моим наследником. Я слышал о твоем высокомерном поведении в Декане, о том, что ты ведешь себя так, как будто трон уже принадлежит тебе…
