– Привет, Даша, – безучастно отвечает Никита.
– Она сейчас здесь, она тебя слышит.
– Что, прям здесь?! – Никита вскакивает и идет навстречу Нате.
Мое сердце замирает.
– Нет, она там. Ты здесь. А она в телефоне.
Все смеются. Он отходит обратно. Садится.
– Привет, Даша. Ну, ты знаешь, я скучаю. Тебя тут не хватает.
– Она с нами.
– Нет, она не с нами… Это не то же самое.
На полу стоит красное ведро, куда все сложили свои вопросы. Ната кинула вопрос от меня. Вопрос, который не будет нести смысл ни для кого, кроме Никиты.
– Никита, она просит, чтобы ты на ее вопрос ответил.
Я и правда попросила, боялась, что связь прервётся.
– Что прям сейчас? Ты предлагаешь мне во всем этом ведре найти вопрос от Даши?..
Никита начинает перебирать одной рукой бумажки, другой держит микрофон. Кто-то в зале недовольно бормочет. Мне становится стыдно.
– Ты представляешь, сколько времени уй… – он достает бумажку.
– Вопрос от Даши из Сан-Франциско.
Народ опять смеется.
«Кем бы ты хотел быть, патриархом всея Руси или капитаном Грустных морей?»
Дело в том, что в нашей переписке я его и так, и так называла. Патриархом – потому что заметила у одного из подписчиков в своей группе аватарку с рукой Никиты. «Так руки только у патриархов ценят, смотри. Буду звать тебя патриархом всея Руси. Сокращенно Патрик». А в другой раз я рассказала ему свой сон, в котором я приехала домой и пошла выносить мусор, пока вся моя семья и друзья остались в квартире. На лестничной клетке я столкнулась с каким-то бомжом, он перекрыл мне вход, и я поняла, что он меня изобьет и изнасилует, и что даже кричать бесполезно, потому что отсюда меня никто не услышит.
– Судя по сну тебе одиноко… Я знаю, я Ванга.
– Да нет, ты не Ванга. Ты капитан… Грустных морей.
Возвращаясь из снов в Москву:
– Мне не нравится ни слово «патриарх», ни «всея», ни «Руси». А вот слово «капитан» мне нравится, «грустных» – нравится, «морей» – тем более. Так что я был бы капитаном Грустных морей.
Вот и привязалось. В итоге, его так стали называть другие, и в конце концов он поставил эти три слова в «должность» на своей странице. Всё это начало встречи не было записано никуда, кроме как на глаза пришедших и в мою память.
Его брат был готов начинать съемку встречи и скомандовал убрать бутылки пива.
– Почему? – переспросил Никита. – Мы же не для первого канала снимаем.
– Не положено, – ответил его брат, и пока они спорили, сзади к Никите подбежала девочка и унесла мои бутылки.
Как она посмела забрать мой подарок! Я негодовала еще больше, чем он. Но мне оставалось только наблюдать за происходящим. Дальше связь стала пропадать, вокруг были одни поля и электрические ветряные мельницы. Я выключила телефон, вздохнула и вернулась в свою реальность. Голова идет кругом от одного только осознания, сколько всего на этой планете происходит одновременно, каждую секунду. Подумай хотя бы о том, что все люди, которых ты встретил на своей дороге, прямо сейчас где-то что-то делают. Вот прямо сейчас.
Глава 13
Зеленая волна накрыла ее тень
Заметка в дневнике:
5 ноября 2015
Когда я была маленькой, папа рассказал мне историю о том периоде, когда он только начинал ухаживать за мамой. Они были студентами, и у него совершенно не было денег. А моя мама очень любила театр. Поэтому папа устроился туда работать уборщиком, чтобы иногда получать бесплатные билеты. И когда он поздно ночью топал с московской электрички по Балашихе домой, то проходил мимо дома моей мамы. Она жила на втором этаже. Он кидал ей камушки в окошко, и она выходила на балкон. Папа показывал ей честно заработанные билеты, махал рукой на прощанье и шел еще полчаса до дома в другом конце города.
С тех пор я жду, что кто-то будет кидать мне камушки в окошко, с билетами в руке.
Папа, папа, что же ты натворил.
* * *
Вернувшись в Сан-Франциско, я решила сразу встретиться с Дэниелом, тем парнем из истории про мужчину в черном плаще. Это был мой последний день в волшебной комнате с самым красивым видом из окна, что только можно представить. Хотелось отпраздновать. Я писала и напивалась, смотря параллельно фильм «Призрак». Выпила почти всю бутылку подаренного белого вина, когда мой друг наконец закончил свою встречу и направился ко мне.
Дэниел для меня был как капля пресной воды в соленом океане: сильно не помогает, но все-таки что-то. Интеллект человека из Израиля отличается от Америки кардинально. От моей до его души территориально ближе. С ним можно говорить о чем-то, что в компании американцев и смысла нет произносить. Мы дружили еще с сентября. В Израиле он был поп-звездой. Его там знает каждая собака. Все его братья и отец – тоже музыканты. Из их жизни в своё время сделали лайф-шоу. В итоге он так заебался, что сбежал в Америку, лишь бы за ним не бегали с камерами.
Мы просидели с гитарой на крыше. Я наконец нашла, как на ней зажечь огни. Он играл мне свои песни и так волшебно пел, что я готова была продать ему кусочек души… Я предложила ему остаться, а он сказал, что рядом со мной «he can’t get any rest». К этому моменту мы уже ночевали пару раз вместе. Он спал в одежде, и мы обнимались. Американские мальчики в таком случае сразу пытаются переспать, но Дэниел вел себя как настоящий джентльмен. Я спросила:
– Why you wont get any rest?
Он ухмыльнулся, посмотрел на меня многозначительно своими огромными честными глазами и ответил:
– You really don’t know why?
Я знала. В ту ночь он наконец-то спал со мной без одежды. И в пять утра мы вылезли из окна голыми, взяв одно одеяло, один бокал вина и одну сигарету. В ноутбуке заиграло «Dust in the wind».
Мы стоим на маленьком балкончике, если можно его так назвать. По сути это железные перекладины, не шире полуметра, предназначенные для горшков с цветами, но никак не для двух голых дураков. Перед нами залив, Голден Гейт и «Алькатрас». Мигает маяк. Через час мы попрощаемся и разлетимся по земле в разных направлениях. Он возвращается в Израиль.
«Пыль на ветру. Всё, что мы есть, – просто пыль на ветру…»
Я всматривалась в розовый восход и думала: сколько моих историй похоронено в людях. Сколько пережитых моментов, на пике эмоций тогда, когда я их рассказывала. Собрать бы их все. Послушать, как я переживала, о чем кричала взахлеб, что пыталась доказать. Что мне было важно тогда, что важно потом… Что теперь. Но невозможно их все записать. Потому что либо живешь, либо пишешь. Либо чувствуешь, либо пересказываешь.
– I’m gonna remember this moment for the rest of my life, Dasha, – тихо и спокойно говорит Дэниел, и я понимаю, что так оно и есть. Вот и еще один музыкант, в чьем сердце я закристаллизуюсь прекрасным мгновением.
