Тут на всю питерскую комнату раздается «чирик-чирик». Влада сразу находит свой телефон, ей пришло уведомление, что я в прямом эфире.
– Даша… – говорит она и растерянно смотрит по очереди на оба экрана. – Тебя и тут, и там показывают…
Я же в это время начинаю орать в перископ своим подписчикам, что мне нужно срочно связаться с Федей. Я повторяю это по кругу, пока кто-то не оставляет самый логичный комментарий: «Скажи номер Феди». Тут я понимаю, что для этого нужно закрыть перископ, переписать его номер с телефона на бумажку, снова открыть перископ и продиктовать номер. Все это только кажется элементарными заданиями. Под ЛСД такая схема на уровне сложности взлома швейцарского банка.
И все-таки дело удалось. Ему дозванивается Гайк, мой дредастый приятель, и говорит мне: «Будь у компьютера, он сейчас наберет тебя». Раздается звонок. Я нажимаю на зеленую кнопку, и на экране появляется Федя. Сонный, в одних трусах, он сидел на кухне, освещенный настольной лампой. Все это казалось мне абсолютным чудом. Без мыслей о правилах и последствиях я выпалила ему всю цепочку моих чувств и рассуждений, объяснив, что теперь я знаю: он моя связь. Мой отец, мой любовник, мой друг, мой брат, мой кислород. Все это было чем-то даже большим, чем признание в любви. Не знаю, сколько мы говорили и что я говорила… Помню только, что меня колбасило по квартире, как сумасшедшую: я билась в душе об стены, удивлялась воде, показывала ему лица людей в узорах каменных стен и несла бесконечный поток мыслей, периодически забиваясь в какой-то угол и отвлекаясь на то, что вся комната пляшет. Для человека, который никогда в жизни не принимал никаких галлюциногенов, Волчок с невероятной стойкостью и вежливым интересом сидел перед компьютером и разговаривал со мной. Мне казалось, будто мы никогда не разъезжались, будто теперь, когда я наконец нашла свою связь, ничто нас не разъединит. Мы вместе. В его полушарии светало. Он сонно тер глаза, но не уходил. Я любовалась им, укутанным в плед, счастливая до предела. И тут, в минуту, когда мы оба замолчали, сказав друг другу все прекрасные слова, что только можно было, я вдруг заметила, что шторы за его спиной не те. Рассвет бросил свои первые лучи в его окно, окрасив комнату красным. Шторы-то красные, а не белые. Господи… Это же не его кухня. В минуту я соединила все факты: он голый, утро, чужая квартира. И до меня дошло: он у своей девушки. Она спит в соседней комнате, греет постель своим телом… Как только наш разговор окончится, он пойдет, ляжет с ней рядом в кровать и продолжит спать. Скорее всего, всего пару часов назад они занимались сексом. У него другая девушка, он занят. А я, как дура, тяну свою нить через полшара туда, где на втором конце ее никто не держит.
От осознания этого у меня начинается bad trip. Он что-то говорил мне, но я уже не слушала… Я закрываю ноутбук и выхожу на улицу. Мне нужен океан. Только он сейчас может меня обнять и принять. Улицы были переполнены шумными туристами. Вечер был в самом разгаре. Семейные пары толкали меня то вправо, то влево, пока я пыталась найти улочку, ведущую к воде. В конце концов я все-таки вышла к океану, но лучше мне не стало.
Я мучилась в отходняках до самого рассвета, и лишь когда я вернулась в квартиру и связалась с Владой вновь, меня наконец отпустило. Мы лежали обессиленные на постелях двух разных континентов, и Влада читала мне свои записи, появившиеся за то время, что я шаталась по городу.
– «Весь смысл в том, чтобы запрыгнуть в ближайший проходящий мимо поезд». Вот что я поняла. Понимаешь, идеальный момент никогда не наступит. Можно простоять на платформе бесконечное количество минут в ожидании того счастливого случая, когда миллионы звёзд сойдутся и настанет решающий миг. А можно услышать гудок и приготовиться к прыжку. И когда свист трубы и стук колес станут максимально громкими и разукрашенный поезд поравняется с тобой, всё, что останется сделать, – шагнуть в одну из открытых дверей, схватившись за руку проводника, весело махающего флажком. Вот мы все и запрыгнули в этот поезд…
– Это был не поезд… Это был какой-то «Сапсан» в пиздец.
Мы засмеялись, вглядываясь в уставшие глаза друг друга через пиксели экрана. Федя еще звонил мне, пытаясь успокоить, но правду никто из нас не отрицал.
– Понимаешь, Даша… – сонно говорила по этому поводу Влада. – Ты не его лопушок, а он не твой Андрейка
[115]. Он просто Андрейка…
И все-таки. Я не знаю, кто его девушка. Но она-то наверняка должна знать обо мне…
4
Следующий месяц меня не существовало. Я отмеряла дни количеством пустых винных бутылок на полу кухни, изредка общаясь с друзьями по скайпу.
Настя вовсю ругалась с Липатовым. Они звонили мне по очереди, рассказывая свои версии развития событий и объясняя, почему противоположная сторона не права. Я искренне пыталась помочь, но ничего не выходило. После очередной его измены и седьмой попытки бросить Настю она не выдержала и бросила его сама. И тогда Липатов принялся страдать. Он буквально помешался. Сам он был в горах где-то в средней полосе России, куда с друзьями отправился кататься на лыжах. Но все чаще и чаще он оставался дома и просто болтал со мной по скайпу. Я показывала ему водяных черепах в прудике у дома, а он мне мужиков, сбрасывающих лопатами снег с крыш старых хрущевок.
– Ну как ты? – спрашивал он.
– Да как тебе сказать. Неделю назад гуглила, как горло вспороть, и искала смысл жизни.
– Пипец. Я тоже месяц назад гуглил самоубийства. И пришел к выводу, что это, блядь, не так легко! Где-то в Швейцарии есть эвтаназия за 4к евро. Но еще нужно пройти ряд психологов, чтобы допустили. Ну так к чему ты пришла, в чем смысл жизни?
– Ни в чем. Я ни к чему не пришла. Надо найти какой-то сраный интерес, просто чтобы было интересно. Вот и все. На днях так ебнуло. Такая история жесткая. Тебе понравится.
– Хочу услышать.
Я все рассказала. Он хотел меня успокоить, но ему было нечего сказать. Люди отворачивались от нас обоих, как от бракованных, коими мы, в принципе, и являлись. Но Макс был единственным, кто чувствовал мою боль, и просто от того, что он есть, становилось легче. Мы закончили разговор, он ушел кататься на лыжах, а я продолжила лежать на полу среди пустых бутылок.
Настя тоже была в хуевом состоянии. На почве нервов её способности и шестое чувство (кажется, я забыла упомянуть о том нюансе, что она не просто так звала себя ведьмой) будто еще сильнее развились. Она стала видеть призраков. Рассказала мне, как трепалась с дядей на могиле, что он сказал «хочешь покажу, как я теперь выгляжу?», и показал. Говорила, что стала видеть существ. Она называла их «сущности». Они были повсюду. Говорила, «я бы решила, что сошла с ума, если бы не один человек, которого я когда-то знала, который просто в какой-то момент ушел из тусовки. И тут появился. Мы с ним сели в одной комнате, он говорит «расскажи, что видишь». Я и описала всех сущностей в комнате. И он тоже их видел, договаривал за меня. А потом сказал: за тобой смерть ходит, я боялся, что если уедешь больше не увижу тебя».
