После событий декабря Настя уедет в Индию, отпразднует свой день рождения в густом тумане из пепла костров Варанаси и вернется в Москву в феврале, когда я все еще буду вдупляться и пытаться понять, как жить дальше. Вся обвешенная черепушками, она встретится со мной и скажет: «Бери тетрадь и записывай». Мы говорили несколько часов о вещах, о которых не принято разговаривать. Вспомнили всё, что должны были при рождении забыть. К концу разговора пространство стало вибрировать. Я чувствовала, как меня подташнивает, как трясется под ладонями стол.
– Земля – это чуть ли не единственная планета свободной воли. Чтобы попасть сюда, нужно это еще заслужить. Потому что здесь мы имеем возможность выбирать свой путь и перестраивать его как захотим! Мы приходим сюда за отработками, любым опытом, который выбираем сами, чтобы кайфануть. Потому что опыт для нас – это кайф. Любая новая отработка – это кайф. Страдать или радоваться – мы выбираем это сами, потому что на самом деле от любых эмоций испытываем удовольствие. В отличие от других планет, здесь мы сами создаем и меняем свою реальность, здесь мы можем исполнять любые желания и мечты! Понимаешь, Даш, ты, сама того не зная, на подсознании угадала лозунг этой планеты! Можно всё! Тут действительно можно всё!
Настя говорила, что плохой период пройден, что дальше в ближайшем году все пойдет только в гору. В какую на хрен гору, думала я в тот момент, куда еще выше можно подняться? Каким образом все может стать хорошо? И все-таки оно стало. Я выпущу свою первую книгу, создам свой первый проект и наконец-то буду с любимым человеком. Ну, а что до него… Когда он вернулся домой, девушка, с которой он встречался, сразу все поняла и сама его бросила. А у нас двоих началась совсем другая, очень запутанная, но тем самым, наверное, даже еще более прекрасная история. К маю мне казалось, что мы прожили уже слишком много… Что столько вообще не живут. Притом что все это время мы жили практически в соседних домах, притом что наши дедушки были главами одной и той же компании, как настоящий спасатель он пришел в мою жизнь только тогда, когда не прийти в нее уже было нельзя. Он появился, когда не помог бы уже ни пластырь, ни бинт, ни подорожник. Нет, я не ушиблась. И дело было не в пораненной в тот день о гвоздь ноге. Я уже просто задыхалась в дыму. Он выломал дверь, за которой я сидела посередине пожара, обняв коленки, и вынес меня из этого ада. Ему единственному это было под силу. Уж какие двери он только не взламывал, никогда не выкладывая из рюкзака разводник! Он не жалел меня и не гладил по голове. Вместо этого он делал меня сильнее, пропуская через косяки и слабости моего скверного характера. И когда в итоге он звал меня хорошей девочкой, когда действительно видел меня хорошей, мне было не по себе, потому что я всегда была эгоистичной, упрямой, дерзкой, и в целом, по понятиям многих, плохой. Мы открывали друг друга шаг за шагом, и не всегда это давалось легко. Километры разрывали нас с десяток раз, но мы снова находили дорогу друг к другу. Мы не ходили на свидания в кафе и театры, а ездили в каретах ментов, сдавали по очереди отпечатки и расписывались в объяснительных.
Удалось ли мне приручить Волка? Не знаю. Его шерсть не стала мягче. Зубы остались острыми. За следующие несколько месяцев количество подаренной им любви и принесенной им же боли было примерно одинаковым. Что я поняла для себя наверняка – никто не может судить о связи между двумя людьми, кроме самих этих людей. У меня никогда не было простых историй…
И всё-таки следующий год мы будем очень счастливы.
В моей книге нет великого вывода в конце. Как и во всей жизни, по сути. Ибо выводы делаешь не в конце, а на ходу. В конце не выводы, а либо «спасибо», либо «как жаль, что я не…».
Одно я знаю точно: если доживу до старости, никто не услышит от меня фразы: «Как быстро и незаметно пролетела жизнь». О нет. Для меня она была слишком заметна. Я добилась, чего хотела. Я жила на такой скорости, с такой сменой пейзажей, лиц, чувств и обстоятельств, что в двадцать семь мне кажется, что больше уже просто нельзя.
Еще несколько лет назад, в июне пятнадцатого, когда меня совсем никто не знал и уж точно не узнавал на улицах, я придумала слова, которыми хотела закончить книгу. Я шла босиком вдоль озера, не помню даже по какой земле. Я тогда впервые съела экстази в одиночку – училась любить саму себя, весь мир и, главное, чувствовать связь между вторым и первым. Светило яркое солнце. Его лучи отражались от воды и приветственно били прямо в глаза. И эта мысль пришла ко мне как самое простое и грустное озарение на свете. Я думала о Боге… О том, что нас, как детей, оставили на детской площадке без присмотра, и вот мы сидим с этими куличиками и лопатками и думаем: а что, за нами никто не придет?.. Или придет? А что нам делать? Лепить что-то, или с горки кататься, или играть друг с другом? Что делать-то вообще?.. И, как слепые щенята, мы в конце концов, промаргиваемся, раскрываем глаза, вылезаем из коробок и начинаем долгую дорогу домой. Растем. Взрослеем. Идем. Бежим, падаем, встаем, бежим снова… Влюбляемся и разбиваемся. Смеемся и плачем. Мы горим так сильно, больно и ярко, что ад давно кажется аттракционом для самых маленьких.
Мы проживаем целые романы, чтобы тебе было интересно. Так похлопай нам в конце… Повторяя эти слова, я подошла к первому попавшемуся мальчишке. Он сидел на обрыве с девушкой; я попросила у него телефон, чтобы отправить самой себе смс с этими словами. Пока я шла обратно вдоль озера, ко мне подбежала девочка. Схватив меня за руку, она перевела дыхание и сказала фразу, которую я до этого еще не слышала. Она сказала: «Прости, пожалуйста, я знаю, что все, что я скажу дальше, может прозвучать странно… Но ты, случайно, не Даша?»
