Глава 9
Своя среди чужих
По дороге в Чили я загадала желание, точнее – попросила. Я сказала: «Господи, пожалуйста, пошли мне друга. Пошли мне человека, с которым я буду как дома. Он мне сейчас нужен». И именно таким человеком для меня стал аргентинец Хуан Пабло. Помимо того что он выбил для меня у босса теплую куртку и велосипед, он также предложил переехать жить вместе с ним в дом его начальника, чтобы я не тратила деньги на хостел. И на какое-то время я перебралась жить к ним. Таким образом, мне удалось даже откладывать заработанные бумажки. Практически все дома в этом городке выглядели как голая бетонная коробка, и наш не был исключением. Казалось, мы живем на стройке. Хозяин даже не удосужился покрасить стены, положить линолеум или паркет… В общем-то, скорее всего, потому, что никаких строительных магазинов тут в помине не было. Как и отопления. По ночам температура была минусовой, и от холода можно было сдохнуть. Мы с Хуаном спали, плотно прижавшись друг к другу, на надувном матрасе под одним одеялом, сложив несколько покрывал и спальников под себя, в штанах и кофтах. Дико непривычно было утеплять саму кровать, а не прятаться под одеялами. Ведь поскольку матрас был надувным, воздух внутри его, мягко говоря, не грел, и нужно было еще постараться, чтобы не приморозить зад. Но когда Хуан Пабло уходил с туром на вулкан Ликанкабур на несколько дней (он подрабатывал гидом), спать становилось невозможно.
В день моего переезда в дом босса, когда мы сели за стол, первое, что предложил мне Хуан Пи в виде гостеприимства, был не чай, а кокаин. Я думала, что он шутит. Юноша с ангельским лицом и чистейшей душой, в голове не укладывалось, что он может употреблять такой «темный», как я думала тогда, наркотик. Бедный Хуан же в свою очередь испугался моей «are you kidding me?!» реакции и перед тем, как достать руку с кулечком из кармана балахона, еще несколько раз переспросил меня, что в этом такого».
Я давно заметила, что у каждого континента есть свой наркотик. Как визитная карточка. Официальный спонсор. Представитель. Парламентер. Зови как хочешь. Визитная карточка Южной Америки – кокаин.
Пока на остальной планете этот наркотик считается символом успеха, заначкой звезд, топ-моделей, богатых бизнесменов и прочих «королей» мира сего, здесь кокаин на столе в каждой захудалой избушке, рядом с солью и сахаром. В твоем доме может не быть мебели, но кокаинчику найдется на всех. И неудивительно, ведь только здесь его на самом деле и производят. Половина континента – плантации листьев коки. Грамм кокаина в Чили стоит 10 миль, то есть 20 долларов. В сравнении с Колумбией (5 долларов за грамм) дороговато, но для всего остального мира это ничто. Сами понимаете, нюхают практически все. По меньшей мере, это не считается чем-то зазорным. И медиаторы у гитаристов в кармане приобретают дополнительный функционал (они используют их вместо карточки, чтобы делать дорожки).
Хуан играл на гитаре, как бог. Несколько дней подряд мы сидели на главной площади и, передавая друг другу гитару, пели. «Говорят, музыканты – самый циничный народ»
[45]. В Хуане Пабло этого не было ни на грамм. Он поощрительно кивал и хлопал в ладоши после каждой моей сыгранной песенки, хотя, естественно, играл куда круче меня. Гитара была его заработком долгие месяцы. Помимо работы в турагентстве, он иногда играл в барах. На вырученные за день деньги мы покупали все, что нам было нужно, и шли домой, постепенно превращаясь в маленькую семью.
Прошло сколько-то времени, и я наконец акклиматизировалась. С губ сошли корки, и теперь я даже могла нормально улыбаться. У жизни снова появился график. После рабочего дня наступали честно заслуженные ночи. Жара спадала, город замолкал, и на небо возвращался Млечный Путь.
Какая может быть ночная жизнь в пустыне? Правильно, смешная. На случай ночи тут всего было по одному. Один ресторанчик. Один магазинчик. Один бар. Зато какой! Старые деревянные скамейки, столы, покрытые сотней автографов. На стенах – портреты всех любимых групп: «Nirvana», «Doors», «Beatles», «Janis Joplin», «Led Zeppelin», «Elvis Presley» и т. д. Потолок завешан футбольной артибутикой.
Любимым и единственным местом для вечерних посиделок было заведение под названием «Export». По меркам пустыни «Экспорт» был максимумом пафоса и стиля. По меркам Москвы – это хижина охотника. На входе стояла огромная беленая печь с лицом старика – в его открытый рот закидывали дрова, а он взамен дышал на нас жаром и обогревал все помещение. Отопления-то в пустыне нет, а на улице в любое время года ночью лютый минус. Благодаря этому старику весь «клуб» пропах костром. На столах, за барной стойкой и у каждого завешанного попонами из лам окна горят огромные свечи на блюдцах. Другого освещения не требовалось. Весь терпкий букет завершает аутентичная веселая музыка, которую играют на неизвестных мне инструментах. Этот домик живет вне времени и пространства. Публика на все сто соответствует месту. Туристы к ночи уезжают восвояси куда-то далеко, до подобающих их материальному состоянию отелей, а мы, бродяги всех рас, религий и возрастов, собираемся здесь с багажом историй со всего света. Я плаваю среди них как рыба, рыская, где чем подкормят мой жаждущий новых красок мозг. Весь обслуживающий персонал мне хорошо знаком. Половина ютятся со мной в одной комнате хостела. Ах, видели бы вы эти кровати! Лезешь на верхнюю койку и молишь Аллаха, чтобы вся эта конструкция не развалилась.
Но самое классное – это то, что происходит в «Экспорте» в полночь. Видишь ли, тут существует самый настоящий комендантский час. Город должен спать. Часы бьют одиннадцать – и за барной стойкой перестают продавать алкоголь. Мирные жители ложатся в теплые постели спать… И просыпается мафия. В данном случае полиция. Они включают мигалки и патрулируют улицы. Но нам-то, детям приключений, законы не писаны. Мы спать не хотим. И начинается игра. Зазывалы ресторана, стоящие у входа на улице (у каждого ресторана, как и у турагентств, есть свой зазывала), держат ухо востро и вглядываются в темную ночь. И как только первый луч света красно-синих мигалок кинет блик в их дикие, способные видеть в темноте глаза, они забегают в хижину и кричат: «Стоп!»
А дальше происходит то, во что ты просто не поверишь, если не увидишь сам.
Вмиг захлопывается дверь, музыка замолкает, народ обрывает все разговоры. Свечи на окнах гасят. Все, кто стоял за барной стойкой или танцевал, несутся за столы и, расталкивая сидящих, занимают свободные сантиметры стульев, как воробушки на проводе. Настоящая игра «выше ножки от земли»!
Объяснение таково: после 23.00 запрещены любая музыка и танцы. Если ты стоишь, видать, ты еще и танцуешь! Никто не хочет платить штрафы или, не дай бог, показывать документы. Высший страх для бродяг – дать номер своего паспорта копу. Потом не оберешься проблем на границе. Ментов тут называют свиньями. Такой вот сленг. Ах, бедная полиция… В Южной Америке ее ненавидят так же, как в России. Альтернативой этому варианту ночной жизни являются вечеринки у костра на «пляже». Пляжем называют местечко за пределами города рядом с высохшей рекой. Здесь живет поселение застрявших в кочевой жизни хиппи. Еще один вариант согреться ночью – прийти к их костру. Если, конечно, дойдешь.
