– Потому что так я мог быть с тобой. Я представлял, как ты туда приедешь, увидишь дом и все поймешь.
Я не была уверена, правдивая это история или нет, и не верила до конца в существование этого дома, но по коже пробежал мороз.
– Мне страшно.
– Что случилось?
– Боюсь привязаться.
– Не ссы. Дальше уже некуда, нам обоим.
– Не хочу боли.
– Я тоже.
– Мне все время будет тебя мало.
– Меня одного?
– Нет. Тебя мало.
– Я не понимаю.
– Я захочу, чтобы ты был весь мой.
– Я и так был весь твой. Все мысли были пропитаны только тобой. Я все это заморозил на неопределенный срок.
– Нет, ты не понимаешь. Я буду ревновать, обижаться, когда ты не позвонишь, грустить, когда тебя не будет рядом… Я снова сойду с ума: эти невыносимые страдания, когда твое счастье, настроение зависят от одного человека… Я не могу.
– Главное, чтобы это было взаимно. Иначе все напрасно.
– Я чувствую, что стою над ямой и вот-вот в нее упаду. Мне снятся кошмары про тебя…
– Мы стоим за новым поворотом, а не перед ямой. Но ты не узнаешь, что тебя ждет, пока не повернешь.
На следующий день он сказал, что хочет снова быть вместе, что все переосмыслил. Я ответила, что мне нужно подумать, и отправилась домой. Я тогда опять кантовалась в квартире бабушки и дедушки, потому что сдавала свою. Правда, дедушка в этот момент был в больнице из-за того, что переел обезболивающего и отравился. У него вечно болело колено.
Глава 4
Осень потерь
Только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Но я тоже скажу, близоруко взглянув вперед:
не все уносимо ветром, не все метла,
широко забирая по двору, подберет.
Иосиф Бродский
Мой друг. Пора познакомить тебя с еще одним хорошим человеком в моей жизни. Я расскажу тебе маленькую историю про своего дедушку.
Он у меня волшебный. Знаю, так почти все говорят про своих дедушек, но тут особое дело. Мне кажется, мой интерес к тому, что творится за пределами четырех стен, появился именно благодаря ему. В детстве мы с родителями жили в одной квартире с бабушкой и дедушкой. Я просыпалась рано утром под звуки радиостанции и дедушкины слова:
– Ульяна, Анна, Три! Дельта, Кентукки, Токио!
Во всей Балашихе наш дом всегда можно было найти влегкую. У нас на крыше стоит огромная антенна-паук. Помню, как дедушка ее мастерил и устанавливал вместе с папой и дядей. Благодаря этой антенне у нас всегда был ключ от крыши, на которой я в детстве часто проводила время.
Мой дедушка – радиолюбитель. Так это и называется. Для нас, современных людей, радиостанции – это загадка. Теперь есть интернет, скайп, почта. Но еще 20 лет назад ничего этого не существовало, и единственной связью с миром, вот так, из своей комнаты, могла служить только радиостанция. С самого утра мой дедушка без устали пытался связаться со всем миром, включая самые маленькие острова где-то в Тихом или Северном Ледовитом океанах.
У каждого радиолюбителя свой позывной. Дедушкин позывной – UA3DKT. Его я выучила вместе с азбукой. Передавая свой позывной, дедушка придумывал новые и новые слова, которые начинались с этих букв.
– Uncle Able three, дельта киловатт Токио!
Еще у него стояла машина, с помощью которой можно было передавать информацию азбукой Морзе. Она нравилась мне больше всего. Я садилась к нему на коленки, и он учил меня, как передать сигнал SOS.
Наверное, настоящие взрослые запретили бы ребенку отправлять какие-то сигналы по радиосвязи. Но настоящим взрослым мой дедушка никогда не был.
Когда я поняла для себя, что не могу не путешествовать, моим самым главным и верным сторонником стал он. Он начал печатать мои заметки о путешествиях, соединяя все истории в одну, и все повторял, что пора издавать книгу. Я отвечала ему: «Еще рано».
Так вот, вернувшись домой после концерта, я проснулась в семь утра оттого, что услышала, как бабушка плачет. Обычно если она и плакала, то уж точно не в голос. А тут я действительно услышала. Я зашла в ее комнату. Она сидела, прижав трубку домашнего телефона крепко двумя руками. И среди прочих слов я услышала слово «морг». Оно ударило меня обжигающей волной по всему телу. У меня не было ни секунды, чтобы осознать это самой. Нужно было как-то успокаивать мою маленькую, хрупкую бабушку, которая всегда была мне ближе, чем мать. Ее маленькие плечи так тряслись, что я не знала, что делать. Что сказать человеку, смысл жизни которого только что исчез?
Антон приехал, чтобы поддержать меня, только на следующий вечер. В день похорон, рано утром, он ушел, сказав, что не терпит похорон и ему там не место. Нам выдали свидетельство о смерти. Есть свидетели. Они утверждают – «дедушка» и «смерть» теперь стоят на одной строчке. Я вглядываюсь в красные буквы, пытаясь понять, что они говорят. До этого момента у меня еще была надежда, что это прикол. Даже когда нам сказали выбрать гроб, я еще надеялась, что это ошибка. Но уже через час я увидела его тело. Он был ледяной и сильно пах одеколоном. Стоя у его гроба, я не могла плакать. Потому что это уже был не дедушка. Когда я отошла, чтобы забрать его фотографию и поставить в изголовье, я взглянула на его улыбающееся на снимке лицо и отчетливо поняла: в этом теле его уже нет. Он отделился. Когда его хоронили, я положила ему в руку коробочку с письмом. В нем говорилось: «Я напишу тебе книгу, деда. Обещаю».
Я не могла оставить бабушку в таком состоянии и продолжала жить с ней. Видеть любимого человека страдающим и не быть способным ему помочь – это пытка. Это давило на меня, и я искала спасение в Антоне. Как никогда раньше мне нужен был любимый человек.
Все дальнейшие события той осени кажутся мне сейчас настолько бредовыми, что я даже не знаю, как их описать. Наверное, чтобы хоть как-то понять со стороны историю моих взаимоотношений с Антоном глубже, нужно рассказать то, чего о нем не знали даже близкие друзья.
Антон вырос в семье с отцом-бандитом. Как любят говорить взрослые многозначительным тоном, это были «лихие девяностые». С детства на полках его квартиры лежали не игрушки, а стопки денег и пистолеты. Он рассказывал мне, как прятал эти пистолеты в надежде на то, что «папа не пойдет больше убивать». Когда его отца застрелили по приказу человека, с которым он вел бизнес, все дела папы перешли его родному брату, дяде Антона. В течение двух лет Антон вынашивал план, как отомстить за отца. Довольно скоро он выследил того мужчину, который заказал убийство. Узнав, где тот живет, он взял пистолет у дяди, пробрался к дому того мужика и стал стрелять в окно на поражение, но не попал. Охранники вмиг всполошились и бросились за ним с собаками. Сидя на полу ванной и обняв колени, он рассказывал мне, как бежал по лесу что есть сил, пока наконец не упал в грязь и не заплакал. Его поймали. Дядя сумел подкупить милицию, чтобы Антона отпустили (он все еще не был совершеннолетним), и, забирая его, он сказал: «Ты отомстишь за отца. Я обещаю. Но не сейчас». Спустя год дядя заехал за Антоном, сухо сказал «садись в машину», не объяснив, куда они едут. Они высадились в поле. Вокруг не было ни одного поселения. На поле стояли мужчины в кругу, а в центре с завязанными руками сидел убийца его отца. Антону дали в руки пистолет и сказали «стреляй». Парню было семнадцать лет. Он простоял так какое-то время, с пистолетом в руке, потом сказал: «я не буду убивать», отдал пистолет дяде и пошел обратно к машине. Я рассказываю это для того, чтобы объяснить, как этого парня перемесило еще задолго до встречи со мной. При жизни его отец занимался довольно темными делами и в энергетическом плане. Он часто прибегал к помощи гадалок и ведьм и сам обладал определенными способностями, которые помогали ему в бизнесе. Не знаю, были у него эти способности с детства или это дело рук его помощниц, но он умел гипнотизировать людей и читать их мысли. Например, если Антон, будучи ребенком, плакал, отец вводил его в транс. Эти способности передались и Антону. Он умел подчинять, поэтому я часто боялась смотреть ему в глаза. Я в них пропадала и делала все, что он захочет. А то, что он читает мои мысли, я стала замечать буквально сразу. Довольно часто он задавал мне вопрос и спустя пару секунд сам же на него отвечал. Например, он спрашивал:
