Аня и Маруся при всем параде уже зализывали свои раны в тайской кафешке неподалеку. Красные следы на их попах свидетельствовали о полном погружении в «атмосфэру» фестиваля.
Мы прогулялись до дома их друзей, понаблюдали на крыше, как меняет свои оттенки кровавая луна, закинулись вином для храбрости, а потом нас с Пашкой приодели так, что через пять минут мы уже ничем не отличались от проходящих мимо героев фантазий учителя из Саус-парка. Дойдя до первого клуба, мы, как полноценная мафия, снесли там все и вся. Мне кажется, этот клуб должен нам денег за такое зрелище… Я лично знала девчонок всего сутки, а мы уже танцевали втроем на одном шесте под аплодисменты мужчин на танцплощадке. Никто не найдет нас здесь. Потому что мы спрятаны в самом лучшем месте на свете… В здесь и сейчас.
И стуча каблуками кожаных сапог, которые я бы никогда не купила, подтягивая на попу платье из латекса, которое я бы никогда не надела, я чувствовала себя бесконечно свободной…
На следующий день мы с Марусей загорали голыми на крыше и болтали обо всем этом мире трэвел-блогинга.
– Первую статью мы написали в Бангкоке, когда ездили уже 2 месяца – запилили ее в украинский онлайн-журнал, и понеслось. В это время как раз началась революция, и на нас обратили внимание все СМИ. Мы-то делали костюмы яркими, чтобы нас видели на трассе… Но люди любят, когда у проекта есть какая-то фишка. Тебе тоже нужно какую-то фишку придумать, которая будет отличать тебя от других.
– Какую, например?
– Ну, вот один чувак путешествует с маской медведя, другой с табуреткой…
Я задумалась. Со стулом под мышкой или в костюме я точно не буду путешествовать. Сила в правде. Буду рубить правду-матку.
Одна вещь никогда не изменится: людям нужно мясо. Посолить слезами, поперчить пикантными подробностями, и вуаля! Блюдо готово.
– Какие у тебя дальше планы? – спрашиваю я ее.
– Я думаю, что уже не вернусь домой. Да мне и некуда возвращаться. Отца уже нет в живых, мать снова вышла замуж, но с отчимом у нас нет никакого взаимопонимания… Я чувствовала себя лишней. У них есть свое представление о том, как я должна жить, и с моим оно не совпадает. Я даже не стала рассказывать родителям, что уехала. Они узнали о моем плане уже тогда, когда я была в Китае… У Ани, кстати, похожая история… Ее родители даже не знают, что она путешествует. Они думают, что она все это время работает в офисе.
– Как такое вообще возможно? А как же интернет, социальные сети?
– Они ими не пользуются.
– А телевизор? Вас же по телику показывали!
– Когда мы вернулись из кругосветки, нас должны были показать в новостях. Аня выяснила, во сколько это будет, пришла к родителям в подъезд и выбила пробки из щитка. Наше общество пока не воспринимает такие похождения по миру как что-то положительное. Народ сразу начинает тебя гнобить. Знаешь, сколько раз я услышала в свой адрес, что я шлюха? У меня была футболка, на ней было написано «travel, bitсh». А потом кто-то сделал из нее мем, написал кучу дерьма и подписал это все как «путешествующая блядь». Мем разошелся на ура. Сначала я пыталась как-то разговаривать, объясняться, а потом поняла, что это просто зависть. И забила болт. Вместе с тем ведь я ощущала и благодарность. Когда мы проехали с презентацией проекта и лекциями по всей стране, ребята действительно стали выезжать за границу и писали нам об этом. Так когда ты уезжаешь?
– Когда придет зима.
– Ты ведь понимаешь, что ее здесь не бывает?..
Глава 5
Любовь и правда
Жизнь в дороге – это не только красивые фоточки, но и вечные поиски, попытки извернуться, найти, где спать и на что жрать. Маруся уехала на север в конопляные поля – собирать траву на вес. А я, накрасившись в магазине, с самым заговорщическим видом облокачиваюсь на десятую по счету стойку Фриско и спрашиваю протирающего стаканы бармена: «Could I work here for cash?»
[77]
Потерпев неудачу в поиске работы, я шла домой, по-прежнему наслаждаясь городом, когда увидела мужичка с табличкой «Jesus loves you». Думаю, ничего себе, сколько акция работает – пять лет назад еще такие таблички видела… Мы улыбнулись друг другу. И я уже было прошла мимо, как тут меня осенило.
– Слушай, – говорю. – А давно ты здесь с табличкой?
– Десять лет уже как.
– И много вас таких?
– Я один.
– Погоди…
Я открываю альбом с фотками пятилетней давности из Калифорнии и нахожу его.
– Это ты?!
– Ха-ха, да, это я. Правда, куртка теперь у меня другая. И бороду сбрил.
– Это ведь правда ты! Вот это круто! То есть ты просто так стоишь здесь с табличкой?
– Шесть дней в неделю, да.
– И тебе кто-то платит?
– Нет-нет. Люди иногда предлагают, но я принципиально не беру денег, – сказал он с такой же невозмутимой улыбкой. – Я просто распространяю сообщение.
Я до сих пор помню свои чувства, когда увидела эту табличку пять лет назад. Я помню даже погоду того дня – было мерзко холодно. Так сильно мне врезалось в память это теплое ощущение, что кому-то есть до тебя дело. Сколько же миллионов таких же, согретых этим посланием на картонке, ходят по миру? А что хорошего сделали мы с тобой? Давай делать больше.
Глава 6
Мужчина в черном плаще
Привет, дружище.
У тебя вечер, а у меня «надцатая»
[78] чашка свежезаваренного и гора вдохновения.
Иначе как чудом наличие такого вида и собственной комнаты в огромном доме на берегу старика Тихого я назвать не могу. И поверь мне, ни на секунду не воспринимаю это за данность. Пишу теперь по восемь часов в день, сама того не замечая. Чертово вдохновение, за которым я так безуспешно и отчаянно гонялась год по темным московским улицам, теперь прижало меня за горло к стенке и дает лишь мелкие передышки, когда я, как рыба, беспомощно шевелю губами.
Я встаю с постели и начинаю прыгать от бьющих во мне барабанными палочками чувств. Пальцы трясутся в припадке под джазовый бит прошлой ночи, и я пытаюсь с ними совладать, чтобы передать тебе хоть что-то.
У окна разворачивается 22-й автобус. Каждые полчаса он описывает мне приветственный круг и уходит обратно в город. Эта улица принадлежит только ему.
Когда город уходит в ночь, зажигает свои огни и отбрасывает по улицам разноцветные тени, я выхожу гулять. И, признаться, могу шататься так вечность. Мне дурно от того, с кем я теперь делю одни и те же названия улиц. Клянусь, они ходят со мной рядом. И Кэссиди
[79], и Джекак
[80], и Берроуз
[81]… Я шагаю на холм в такт «Воплю», который только сам Гинзберг
[82] способен правильно прочесть вслух. Строчки из произведений этих писателей бегут по мне, как пальцы по роялю, от «до» до «до» на каждом повороте.
