– Ну да, верно. Тогда зачем ты их красишь?
– Я крашу волосы для себя. Но это все тоже можно с Фрейдом связать. Чтобы хотеть кого-то, нужно, чтобы ты сначала хотел себя, правильно? Значит, я должна самой себе нравиться.
– Логично.
– Где твой друг?
– По ходу еще не приехал. А ты деваха ничего так, я погляжу, – довольный оценочный взгляд.
– Взаимно. Ты тоже деваха ничего.
Мы сели на лавочку на остановке. Я уставилась на его ногу. На ней была строчка с двумя буквами и множеством цифр.
– Что за номер?
– Попробуй угадать. Но никто еще угадать не смог, – он улыбается и закидывает ногу на ногу.
– Это рандомная хуйня?
– Ну, нет, это было бы слишком.
– SU. Soviet Union?
– Ха-ха. Нет.
– Я где-то видела это SU… Причем много раз видела.
– Навряд ли. Эти буквы ничего не значат.
– Номер астероида?
– Нет.
– Точка на карте?
– Нет.
– Предмет.
– М-м-м… Да.
– Он существует?
– Ну, как сказать. Если скажу «да», я тебя запутаю.
– От этого предмета есть какая-то польза?
– Уже нет.
– Номер билета на самолет!
– Да ладно. Как ты угадала?
– Я же говорю, я видела это SU. А это что за татуха? Карта? Где вторая половина? – на его запястье красовалась половина карты мира. Но на втором запястье она не продолжалась.
– На другом человеке.
– Как все серьезно. Хоть имени на попе не набил?
– Дерзкая ты…
– Извини. Да-а, слушай, а я думала, что это у меня плохо отношения закончились.
– Хорошо ничего не заканчивается.
Мы встретили его друга и прошли пешком от Окленд Бэй Бриджа до Голден Гейта. Вышла немаленькая прогулка. В ту ночь над городом висела огромная желтая луна. Наверное, самая большая, что я когда-либо видела, – мне удалось перехватить ее на горизонте океана, пока она еще не поднялась и не побелела. Мы остановились у моста, Никита достал фотоаппарат и поставил его на деревянный столб от пристани. И пока он фотографировал луну, я фотографировала его. У меня появилось странное забытое чувство, что рядом со мной человек, с которым просто хорошо. Пустые колодцы моей души мгновенно стали наполняться, и только в момент этого наполнения я заметила, насколько они были пусты раньше.
Он оторвался от луны и стал снимать меня, пока я рассказывала, где здесь можно втихаря пописать, если приспичило. Мы прошли мимо памятника Ганди, на котором написаны его слова «My life is a massage», и спустя два часа пёху заплутали где-то на морской пристани, среди складов, под светом единственного фонаря.
– Ты говоришь, что живешь в доме, где жила жена Аль Капоне, да?
– Да я все придумала.
– Антоха, это подстава. Она нас к своим браткам черным ведет. А у меня зеркалка в рюкзаке. Блять, я знал, что это все слишком красиво звучит.
– Есть телефон с камерой позвонить, ребят?
Мы зашли в супермаркет, закупились и пришли домой. Я схватилась за вино, Никита – за курицу, Антон – за траву. Никита честно пытался поделиться со мной едой. Хороший. Затем мы поиграли в футбол под «Кровосток» – наверное, я была последняя из России, кто не знает этой группы, – затем скрутили три косяка и высадились с гитарой на крышу.
В такие моменты мне кажется, что все это не со мной. Что это какой-то фильм. Как? Как? Два московских родных пацана, крыша у океана в Сан-Франциско… Любимые песни… Как? Я почувствовала себя Золушкой. Это был мой личный бал. И я поверить не могла, что вместе с этой ночью ему суждено закончиться.
– Нужен медиатор, – говорит Никита.
– Прости, дружище, медиаторов нет, – отвечаю я. – Как сказал мой друг-музыкант из Харькова: «Я против презервативов и медиаторов. Это не по-настоящему».
– А что делать, если я против презервативов и за медиаторы?
Мы спустились вдвоем вниз, обшарили все полки и гитары. Но ничего не нашли.
– Ладно. Нужны ножницы.
Я не заметила, когда он их успел отыскать. Увидела только результат. Золотой треугольник из его карточки «Сбербанка». Как это символично. Мы остались в моей подвальной комнате наедине, и я почувствовала, что меня тянет к нему как магнитом. Я буквально останавливала свое тело, чтобы не кинуться на него, прижавшись сердцем к сердцу.
Мы махнулись паспортами, уселись и стали изучать. Смешно. Как будто договорились. Мы собрали полные паспорта виз, но общих штампов практически не было. Как коллекции фишек с покемонами. У обоих разные. Осталось только взять «биту»
[86] и разбить эти горы – бумажные доказательства пережитого, пропитанные чернилами и морской солью. Смешно, когда встречаешь кого-то важного и перевариваешь, кто что делал в прошлом в одни и те же дни. Кажется, встретил ты человека и он для тебя пустая страница. Но позади уже сотни историй, которые ты пропустил.
Мы посидели еще какое-то время, разговаривая друг с другом о том, что с нами сделала дорога, и в завершение он сказал:
– Ты вообще осознаешь, как сложно нам друг друга понимать? Да мы с тобой на самом деле вообще не словами общаемся. Слова не имеют такого значения. Вот я пытаюсь подобрать буквы, чтобы описать свои мысли, и уже 20 процентов того, что я чувствую, теряется. Ты слышишь, что я сказал, но воспринимаешь информацию по-своему. Это еще 30 процентов минус. И что остается?
В конце концов мы пошли спать. Его друг лег на диване, а мы – на моей большой кровати. Лечь-то мы легли, но уснуть было просто невозможно. Меня накрывали эмоции. Представь, встречаешь ты себя. Себя другого пола, с другим телом, другими татухами, шрамами, историями… Но это ты. Материнская плата моего мозга плавилась.
Я повернулась к нему спиной, мы легли как «ложечки», и он меня обнял. В комнате была кромешная темнота. Из-за того, что это бывший гараж, в нем было прохладно и сыро. Меня буквально било изнутри током, но я не посмела бы показать это Никите и вместо этого притворилась спящей, когда услышала тихое:
– Ну, ты же не думаешь, что я так усну?
