Когда машина проезжала мимо меня, я заглянул в салон. На этот раз там оказался Гуннар. В ту же секунду он обернулся и, узнав меня, затормозил. Вздымая тучи снега, озаренный красным светом габаритных огней, автомобиль постепенно сбавил скорость и, проехав еще метров двадцать, остановился и тотчас же дал задний ход. Визгнули тормоза.
Поравнявшись со мной, Гуннар открыл дверцу.
– Это ты, что ли, куда-то бредешь по такой погоде? – спросил он.
– Да уж, – вздохнул я.
– Куда это ты направляешься?
– В гости.
– Залезай, я тебя подвезу.
– Да не надо. Мне тут недалеко. Сам дойду.
– Нет, нет, – сказал Гуннар. – Садись давай!
Я замотал головой.
– Вы и так уж припозднились, – сказал я. – Уже скоро восемь.
– Ну и что, ничего страшного, – сказал Гуннар. – Давай полезай! А то Новый год и вообще! Еще не хватало тебе топать пешком в такую стужу. Мы тебя подвезем. End of discussion!
Я не мог больше возражать, чтобы не вызвать подозрений.
– Ну ладно! – сказал я. – Большое тебе спасибо.
Он небрежно фыркнул.
– Устраивайся сзади. И показывай дорогу.
Я открыл дверцу и забрался на заднее сиденье. На нем в детском креслице сидел их трехгодовалый сын Харалд и молча следил за моими движениями.
– Привет, Харалд, – сказал я, улыбнувшись мальчику.
С переднего пассажирского сиденья ко мне обернулась Туве.
– Привет, Карл Уве! – сказала она. – Как хорошо, что мы тебя встретили.
– Привет, – ответил я. – И с Новым годом.
– Ну, поехали! – сказал Гуннар. – Нам, очевидно, назад?
Я кивнул.
Мы доехали до автобусной остановки и снова повернули наверх. Проезжая мимо того места, где лежали пакеты с бутылками, я невольно посмотрел в ту сторону. Они были на месте.
– Тебе куда надо-то?
– Сначала вниз к одному приятелю в Сульслетту. А за ним уже в Сём. Там собирается компания.
– Если хочешь, я могу отвезти вас прямо туда, – сказал он. Туве только посмотрела на него.
– Нет, не стоит, – сказал я. – К тому же в автобусе будут и другие из нашей компании.
Гуннар был на десять лет моложе моего отца и работал в городе аудитором в большой фирме. Он, единственный из всех сыновей, пошел по стопам своего отца, другие два брата стали учителями. Папа преподавал в гимназии Веннесы, Эрлинг – в средней школе в Тронхейме. Но эпитет «дядя» мы употребляли только по отношению к Эрлингу, он был самый спокойный, и он меньше всех из братьев заботился о престиже. В детстве мы редко общались с братьями отца, но мы их любили, с ними можно было подурачиться и пошутить, особенно с Эрлингом, но и с Гуннаром тоже, мы с Ингве особенно любили Гуннара, наверное, потому, что он был ближе нам по возрасту. Он носил длинные волосы, играл на гитаре, а вдобавок у него был быстроходный катер с мотором «меркьюри» мощностью двадцать лошадиных сил, который он держал в Мандале, где в детстве мы подолгу гостили в летнее время. Его приятели, о которых он упоминал в разговорах, в моем сознании были окружены неким ореолом загадочности, отчасти потому, что у отца приятелей не было, отчасти потому, что я никогда их не видел, а только наблюдал, как Гуннар отправляется к ним на катере, поэтому я воображал себе их жизнь как непрестанное катание на быстроходных катерах среди шхер, где ветер треплет их выгоревшие на солнце светлые волосы, а они, радостные, улыбаются, подставляя ему обветренные, загорелые лица, а ночи проводят с гитарой и за картами, и тут к ним присоединяются девушки.
Но теперь он был женатым человеком и отцом, и, хотя он продолжал держать катер, романтическая морская аура куда-то пропала. Как и длинные волосы. Его жена Туве была дочерью ленсмана, ее семья жила в Трёнделаге, сама она преподавала в начальной школе.
– Хорошо встретили Рождество? – спросила она, обернувшись ко мне.
– Да, спасибо.
– Говорят, Ингве приезжал? – спросил Гуннар.
Я кивнул. Ингве был его любимцем, должно быть, потому, что родился первым и подолгу бывал у бабушки с дедушкой, когда Гуннар жил еще у родителей. Но, возможно, и потому, что брат был покрепче меня и не ревел по любому поводу. С Ингве ему было весело. Поэтому, встречаясь с ними, я старался исправить положение, много шутил, много острил, чтобы доказывать обоим, что я такой же легкий человек, как они, такой же веселый, такой же сёрланнец в душе, как они.
– Он уехал несколько дней назад, – сказал я. – Собирался на природу с друзьями.
– Да, что и говорить, совсем арендальцем стал, – сказал Гуннар.
Мы проехали молельный дом, миновали поворот в расселину, в которую никогда не заглядывало солнце, переехали через мост. По лобовому стеклу туда-сюда ходили «дворники». Гудел вентилятор. Рядом сонно моргал Харалд.
– У кого же вы собираетесь праздновать? – спросил Гуннар. – У кого-то из одноклассников?
– Вообще-то у девочки из параллельного класса, – сказал я.
– Да, в гимназии жизнь сразу меняется, – заметил он.
– Ты ведь тоже учился в кафедралке? – спросил я Гуннара.
– Ну да, – ответил он, обернувшись ровно настолько, чтобы встретиться со мной взглядом, прежде чем снова обратить все внимание на дорогу. Лицо у него было узкое и длинное, как у отца, но синие глаза были темнее, скорее дедушкины, чем бабушкины. Затылок – массивный, как у отца и у меня, а губы, нервные и говорившие о его душе больше, чем глаза, – такие же, как у папы и у Ингве.
Мы выехали на равнину, и свет фар, до сих пор упиравшийся в деревья и скалы, в стены домов и обрывы, наконец вырвался на простор.
– Это на той стороне долины, – сказал я. – Можно остановиться тут, у магазина.
– Хорошо, – сказал Гуннар, сбавил скорость и остановился.
– Счастливо попраздновать, – сказал я. – И с Новым годом.
Я захлопнул дверцу и пошел в сторону дома Яна Видара; автомобиль развернулся и поехал обратно к дороге. Когда он скрылся из вида, я пустился бегом. Теперь у нас и впрямь времени стало в обрез. Я вприпрыжку сбежал по склону к их участку, увидел в его комнате свет, подошел к окну и постучал в стекло. За ним тотчас показалось лицо Яна Видара; прищурившись, он вглядывался в темноту. Я показал в сторону двери. Разглядев наконец меня, он кивнул, и я пошел вокруг дома к крыльцу.
– Ты уж извини, – сказал я. – Но пиво осталось на горе возле Крагебру. Придется за ним сбегать.
– Что оно там делает? – удивился он. – Почему ты его не взял?
– Встретил на дороге дядю, – сказал я. – Я едва успел забросить пакеты в канаву, прежде чем он затормозил. Уперся, что меня подвезет, и ни в какую. Отказаться я не мог, а то он бы что-то заподозрил.
