О, мы танцевали под «The Power of Love» группы Frankie goes to Hollywood.
The POWER of LO-OVE!
С Ханной, с Ханной!
Ощущать ее совсем рядом. Стоять, почти касаясь друг друга. Ее смех. Ее зеленые глаза. Ее носик.
Перед самым уходом, уже на пороге, она пристегнула мне этот значок.
Так вот что произошло! Не бог весть что, но этот пустяк был поразителен.
Я застегнул куртку и вышел. Над городом низко нависли тяжелые тучи, ледяной ветер насквозь продувал улицы, уносясь в море. Вокруг все было серым и белым, холодным и неприветливым. Но во мне все светилось. The POWER of LO-VE звучало и звучало у меня в ушах, пока я шел к сосисочному ларьку.
Так что же такое случилось?
Ханна была Ханной, она никак не изменилась, она оставалась все той же, что и прежде, осенью и зимой, какой я видел ее в классе. Она мне нравилась, но не более того. А теперь – так! А теперь – вот это!
Меня словно молния ударила. По нервам через равные промежутки пробегало ощущение счастья. Сердце трепетало, душа пылала. Я вдруг оказался не в силах дождаться понедельника, дождаться школьных занятий.
Позвонить ей по телефону? Пригласить ее куда-нибудь?
Машинально я заказал чизбургер с беконом и картошкой фри и большой стакан колы. Она говорила, у нее есть парень, он учится в третьем классе гимназии в Вогсбюгде. Они встречаются, и давно. Но то, как она при этом смотрела, та близость, которая вдруг возникла между нами, это же был не пустяк? Это же что-то значит! У нее был ко мне интерес, ее тянуло ко мне. Это точно.
В понедельник, в понедельник я снова увижу ее.
Но что же мне, черт возьми, делать до понедельника?
До понедельника еще ждать почти сутки!
Увидев меня, она улыбнулась. Я тоже заулыбался.
– Ты не снял значок! – сказала она.
– Нет, – сказал я. – Каждый раз, как взгляну на него, я думаю о тебе.
Она опустила глаза. Покрутила пуговицу на кофте.
– Ты был здорово пьян, – сказала она, подняв на меня глаза.
– Знаю, – сказал я. – Честно говоря, я мало что помню.
– Ты не помнишь?
– Да нет же, помню. Помню, например, Frankie goes to Hollywood.
В конце коридора показался Тённессен, молодой учитель географии с бородкой и мандалским выговором, наш классный руководитель.
– Ну что, ребята, хорошо повеселились на выходных? – сказал он, отпирая дверь, перед которой мы остановились.
– Мы собирались всем классом, – улыбнулась ему Ханна.
Какая же у нее улыбка!
– Да ну? А меня не пригласили? – сказал он, явно не ожидая ответа на свой вопрос, потому что даже не взглянул на Ханну, а прямо устремился к столу и положил на него стопку книг, которую нес в руках.
На уроке я не мог сосредоточиться. Я думал только о Ханне, хотя она и сидела в одном со мной классе. То есть что значит «думал»… Скорее меня до краев переполняли чувства, не оставляя места для мыслей. И так продолжалось всю ту зиму и весну. Я влюбился, и это была не легкая влюбленность, а великая любовь, какая случается раза три, может, четыре за жизнь. А может, и величайшая, поскольку она была первая и все в ней казалось так ново. Все во мне сосредоточилось на Ханне. Каждое утро я, проснувшись, с радостью спешил в школу, где будет она. Если ее там не оказывалось, потому что она заболела или куда-то уехала, все тотчас же утрачивало смысл, и тогда остаток дня сводился к тому, чтобы как-то его пережить. Но ради чего это все? Чего я ожидал? Во всяком случае, не жарких объятий и поцелуев взасос, поскольку такого рода отношений между нами просто не существовало. Нет, все, чего я ожидал и на что надеялся, – это разве что прикосновение, когда она мимолетно проведет ладонью мне по плечу, улыбка, что озарит ее лицо при виде меня или когда я скажу что-то забавное, поцелуй в щеку и дружеское объятие после уроков; разве что секунды, когда я, обнимая ее, ощущал ее щеку своей щекой и улавливал ее запах – легкий яблочный аромат ее шампуня. Ее что-то влекло ко мне, я это знал, но она держала себя в строгих границах, соблюдая четкие правила, что можно, а чего нельзя, так что ни о каком ухаживании не могло быть и речи. Возможно, я не был уверен, что ее влечет ко мне, возможно, ей просто льстило такое внимание и хотелось продолжать игру. Но я, несмотря ни на что, надеялся, а возвращаясь в свою студенческую комнату, пытался так и сяк истолковать все, что она сказала на протяжении учебного дня, и это либо повергало меня в глубины отчаяния, либо возносило на сияющие вершины счастья – середины не существовало.
В школе я стал перебрасывать ей записки. Короткие замечания, приветики, новости, которые я придумывал накануне вечером. Она отвечала, я читал ответ и посылал свой, а кинув записку, внимательно следил, как она ее читает. Если она бесповоротно закрывала открытую мною тему, все для меня меркло и окрашивалось в черный цвет. Если подхватывала ее, это отзывалось во мне так, что я весь звенел, точно колокол. Со временем записки сменились блокнотом, который мы передавали друг другу. Не слишком часто. Я не хотел, чтобы ей это наскучило. Три-четыре раза за день, и достаточно. Я часто спрашивал, не хочет ли она пойти вместе в кино или в кафе, на что она каждый раз отвечала: «Ты же знаешь, я не могу».
На переменах мы обсуждали разные темы: изредка политику, в основном религию, она была верующей, я – пламенный атеист, мои аргументы она сообщала молодому главе своей общины и в следующий раз передавала его ответ. Ее парень состоял в той же общине, так что я хоть и не представлял непосредственной угрозы их союзу, но все же несколько оттенял собой ее жизнь. Во всяком случае, наши короткие встречи на переменах, и не каждый день случавшиеся, стали происходить и во внешкольное время. Мы дружили, учились в одном классе, так отчего же нам было не забежать в кафе после школы выпить кофе? Почему не дойти вместе до автобуса?
Для меня в этом был смысл жизни. Короткие взгляды, мимолетные улыбки, легкие прикосновения. И – о! – ее смех! Когда мне удавалось ее рассмешить!
Ради этого я жил. Но мне надо было большего, гораздо большего. Я хотел видеть ее непрестанно, хотел, чтобы меня позвали к ней в гости, хотел познакомиться с ее родителями, быть с ней в одной компании, вместе ездить на каникулы, водить ее к себе домой.
«Ты же знаешь, что я не могу».
Поход в кино предполагал отношения, любовь, но другие вещи этого не требовали, и одной из них я однажды воспользовался в феврале, пригласив Ханну пойти со мной. Это было молодежное политическое собрание в каком-то центре. Я увидел в школе объявление о мероприятии и с утра написал ей, не пойдет ли она туда со мной. Прочитав записку, она оглянулась на меня с улыбкой. Что-то чиркнула на листке. Передала блокнот. Я раскрыл его и прочитал. Там было написано: «Да»!
«Да!» – думал я.
Да! Да! Да!
