Но у дяди Кенни было и кое-что гораздо большее, чем его подрывные шутки. Он также владел местной дизельной заправкой на однополосном шоссе к югу от Бойсе, популярной у дальнобойщиков и ни у кого больше. Эшли с Ларсом забирались на яблони и наблюдали, как восемнадцатиколесные фуры въезжают и выезжают. Иногда они парковались на участке Кенни, пережевывая грязный дерн и оставляя глубокие колеи в желтой траве, прибывая поздно ночью и уезжая рано утром. Водители редко заходили в дом Кенни, хотя – они посещали его подвал.
Он был похож на бункер из «Фоллаута» – одинокая дверь люка, выступающая из сорняков в двадцати ярдах от прачечной. Эта дверь подводной лодки была всегда, всегда заперта на замок. До одного утра, когда, под марлей влажного тумана, Эшли нашел ее открытой.
И проник внутрь.
Эшли помнил несколько подробностей о темной комнате внизу длинной скрипучей лестницы. В основном просто запахи – затхлая, сладкая прелость, которая была одновременно гнилой и странно заманчивой. Он никогда не ощущал ничего подобного с тех пор. Холодный цемент под ногами. Электрические провода на полу, большие фонари на треногах. Нечеткие очертания, скрывающиеся в темноте.
Эшли уже уходил, поднимаясь назад по лестнице, когда женский голос окликнул его: «Эй!»
Он повернулся, чуть не споткнувшись. Он ждал долгую секунду, одной ногой на ступеньке, с гусиной кожей на руках, сомневаясь, не показалось ли ему, и наконец, женский голос снова сказал:
«Эй, там. Мальчик!»
Это было шоком – он не знал, как женщина в погребе может видеть его. Там внизу было темно, как в бочке со смолой. Только взрослым Эшли начал понимать, что ее глаза уже привыкли к темноте, в отличие от его. Как хитрый маленький трюк Дарби с одним закрытым глазом.
«Ты хороший мальчик, не так ли?»
Он прятался там на ступеньках, прикрывая уши.
«Нет. Не бойся! Ты не такой, как они».
Призрачный голос понизился, словно она разглашала секрет:
«Ты можешь… ты можешь помочь мне как-нибудь? Пожалуйста».
Эшли боялся отвечать.
«Можешь принести мне стакан воды?»
Эшли не был уверен.
«Пожалуйста?»
Наконец он сдался и помчался назад по гнилым ступеням, побежал обратно на дядино ранчо и наполнил синий стакан в кухонной раковине. Вода из крана здесь на вкус отдавала железом. Когда он вернулся на улицу, дядя Кенни стоял у открытой двери погреба, и его руки крепко упирались в дряблые бедра.
Маленький Эшли замер, пролив немного воды.
Но дядя Кенни вовсе не рассердился. Нет, он никогда не сердился. Он весело улыбнулся, показывая желтые конские зубы, забирая стакан из окаменевших пальчиков Эшли: «Спасибо, малыш. Всё в порядке, я отнесу это вниз к ней. Эй, почему бы тебе не взять братишку и не прогуляться с ним до заправки, отхватив там себе пару куриных флаутас
[13] навынос, а»?
Флаутас были сухими, как наждачная бумага, зачерствевшими на электрогриле.
Ларс не возражал, но Эшли так и не смог доесть свой.
В том же году, через месяц или два, Эшли вернулся к дяде Кенни снова на выходные в День Памяти, и он помнил, что нашел ту подвальную дверь открытой нараспашку, с дребезжащим вентилятором, выдувающим наружу воздух. Когда он спустился по лестнице в этот раз, то обнаружил освещенный, пустой, выпотрошенный бункер, бетонные стены, влажные от конденсата. Следы от швабры на полу. Едкий запах отбеливателя. Женщина исчезла.
Давно исчезла.
Даже в этом возрасте Эшли знал, что должен как-то помешать своему дяде в таких делах, а еще лучше – рассказать своим родителям, и пускай бы они позвонили в полицию. И он был близок к тому, сидя с этим знанием все выходные, как заряженное ружье.
Но в тот субботний вечер Толстяк Кенни сделал макароны с сыром и халапеньо, и с целыми ломтиками бекона в них, и рассказал анекдот так эпически смешно, что Эшли прыснул с набитым ртом и прокусил себе губу.
«Эй, Эшли! Как понять, что негр подключился к твоему компьютеру? – Как? – На экране чернота».
В конце концов, он просто слишком любил Толстяка Кенни. Кенни был таким забавным. И он также был по-настоящему важен для четырехлетнего Ларса, позволяя тому подавать инструменты в мастерской, обучая его, как стрелять ворон из пневмата. В общем, подводя черту – то, что те дальнобойщики делали в бункере с женщиной, в конечном счете не имело значения для Эшли. Он просто спрятал это в темном уголке своего мозга.
Это случилось семнадцать лет назад.
И сейчас, в зоне отдыха Ванапани в Колорадо, в морозную ночь 23-го декабря, эти роли были перетасованы, как в классическом телешоу, перезапущенном с новым актерским составом. Сам Эшли был новым Толстяком Кенни, отчаянно защищающим разрушительный секрет. А Дарби стала случайным свидетелем.
История не повторяется дословно, но, черт возьми, она точно похожа.
Эд потянулся через дребезжащую решетку, проверяя температуру воды в кранике, а потом отделил два пакетика с растворимым кофе:
– Есть темная французская обжарка и светлая.
– Любая годится, – сказала Сэнди.
– Мне темной обжарки, пожалуйста, – попросил Эшли. – Настолько темной, насколько возможно.
На самом деле у него не имелось предпочтений, ему просто нравилось, как это звучало: «темная обжарка». Его рецепторы были не особо разборчивы, так что весь кофе для него оставался одним и тем же на вкус. Но, черт побери, если вся эта ночь черна, как тот кофе, пусть будет так.
Эшли засунул коричневую салфетку Дарби в карман джинсов, заметив на ней серповидный отпечаток ее крови.
И понял, что потерял Дарби из виду.
Он быстро осмотрел комнату. Эд был тут, возле запертой кофейной стойки, Сэнди сидела как толстый желтый шмель, Ларс охранял входную дверь – но да, Дарби не было. Она исчезла.
Она воспользовалась его невнимательностью и сделала ход.
Однако всё было в порядке. Не стоило беспокоиться. Эшли Гарвер просто сделает свой ход тоже.
Уборная?
Уборная.
Он кивнул своему брату.
Дарби знала, что у нее всего несколько секунд.
Она закрыла дверь мужского туалета за собой, не замедляя шага, проходя мимо грязных умывальников. Ее отражение следовало за ней в зеркалах. Шрам светился, как белый серп. Горящие глаза в стекле. Да, зона отдыха Ванапани напоминала кипящий котел. Дарби чуть не спровоцировала убийство Эда и Сэнди. Ей надо выбраться. Ей нужно перенести этот бой, передислоцироваться в другое место. Куда-то, где нет риска сопутствующего ущерба и случайных жертв.
«Я буду бежать, – решила она. – Я побегу по шоссе. Так быстро и так далеко, насколько это возможно. Я не остановлюсь, пока не найду сигнал и не позвоню 9-1-1.
