Из нас обоих получились бы прекрасные дяди, Лео.
Элли принимается гнать девчонок прочь:
– Все, девочки, хватит, дядя Нап должен пойти с папой в мастерскую.
– А что ему там нужно? – спрашивает Келси.
– Это по работе, – отвечает ей отец.
– А что по работе? – подпрыгивает Ли.
– Это полицейская работа, дядя Нап? – интересуется Келси.
– Ты ловишь нехороших ребят? – не успокаивается Ли.
– Ничего столь драматического, – отвечаю я, однако меня гложет сомнение, что детям понятен смысл слова «драматический», к тому же я не люблю подобных фраз, поскольку «ничего драматического» может быть ложью, поэтому добавляю: – Мне нужно посмотреть эту кассету.
– Ой, а нам можно? – канючит Ли.
Элли приходит мне на помощь:
– Нет, конечно. Накройте-ка на стол.
Девочки немного кривляются, но потом все же принимаются за выполнение задания. Мы с Бобом отправляемся в мастерскую в гараже. Табличка над дверью гласит: «Мастерская Боба». Буквы вырезаны на дереве, и у каждой свой цвет. Нетрудно догадаться, Лео, что в мастерской Боба ты мог бы снять фильм «Сделай сам». Инструменты висят в порядке увеличения размеров, на равном расстоянии друг от друга. Доски и трубы выложены в идеальные пирамиды у дальней стены. С потолка свисают лампы дневного света. В пластиковых банках с идеально четкими бирками хранятся гвозди, винты, скобы, соединители. Пол из стыкующихся резиновых панелей. Все цвета здесь нейтральные и успокаивающие. Здесь нет грязи, опилок, ничего, что нарушило бы относительное спокойствие этого места.
Сам я гвоздя не умею забить, но мне понятно, почему Бобу здесь нравится.
Камера стоит на верстаке, она точная копия твоей – «Кэнон ПВ-1», – и я думаю: может, это она и есть. Как я говорил, отец раздал бо́льшую часть твоих вещей. Камера вполне могла оказаться у Элли и Боба, кто знает? «Кэнон ПВ-1» стоит так, что окуляр находится наверху. Боб переворачивает камеру, нажимает кнопку «кассета». Он протягивает руку, я даю ему кассету. Он всовывает ее в слот.
– Все, готово, – говорит мне Боб. – Нажмешь кнопку «воспроизвести», – он показывает, где кнопка, – и можешь смотреть здесь. – Боб нажимает на что-то, и сбоку появляется маленький экран.
Все это напоминает мне о тебе. Не в самом приятном смысле.
– Если понадобится моя помощь, я в кухне, – говорит Боб.
– Спасибо.
Боб уходит в дом, закрывает за собой дверь. Нет причин откладывать. Я нажимаю кнопку «воспроизвести». Начинается с помех, которые сменяются черным экраном. Я вижу только дату.
За неделю до твоей и Дайаны смерти.
Картинка дергается, словно тот, кто держит камеру, снимает на ходу. Теперь сотрясения еще заметнее: вероятно, тот, кто прежде шел, теперь бежит. Я пока ничего не могу разглядеть. Только темнота. Кажется, я слышу что-то, но тихо.
Я нахожу регулятор звука, выкручиваю его до предела.
Сотрясание прекращается, но картинка все еще слишком темна, и я по-прежнему ничего не могу разглядеть. Кручу туда-сюда «яркость», но это не помогает, я выключаю свет, чтобы лучше видеть. Гараж становится похож на дом с привидениями, инструменты в темноте кажутся более угрожающими. Я вглядываюсь в маленький экран.
Потом я слышу голос из прошлого:
– Она включена, Хэнк?
У меня сердце замирает.
На пленке твой голос.
– Да, включена, – отвечает Хэнк.
Потом другой голос:
– Направь ее в небо, Хэнк.
Это Маура. Сердце взрывается у меня в груди.
Я кладу руки на стол, чтобы меня не качало. Голос Мауры звучит возбужденно. Я так помню этот ее тон. Теперь я вижу, что объектив камеры смотрит вверх. До этого Хэнк направлял его в землю. Теперь он поднимает его, и я вижу огни военной базы.
Опять ты, Лео:
– Вы, ребята, все еще его слышите?
– Я слышу. Хотя звук слабый.
Похоже, это сказал Рекс.
Ты:
– Хорошо, давайте помолчим.
Потом я слышу голос Мауры:
– Черт возьми! Как на прошлой неделе.
– Елки-палки! – (Опять ты.) – Ты была права, Маура.
Много ахов-охов одновременно и возбужденные голоса. Я пытаюсь идентифицировать их – это точно ты, Маура, Рекс, Хэнк… Еще один женский голос. Дайана? Бет? Нужно будет потом вернуться и прослушать внимательнее. Я смотрю, прищурившись, на экран, надеясь увидеть, что же застало их врасплох.
Потом и я вижу – спускается с неба, вплывает в кадр. Я охаю вместе с ними.
Вертолет.
Я пытаюсь усилить звук, чтобы слышать роторы, но регулятор уже вывернут до предела. Хэнк, словно прочитав мои мысли, сообщает.
– Сикорский, «Блэк хок». Неслышный вертолет. Летает почти беззвучно.
– Я глазам своим не верю!
Похоже, это Бет.
Экран крохотный, и, хотя свет в мастерской Боба выключен, разглядеть, что происходит, невозможно. Но теперь сомнений не остается. Над прежней военной базой завис вертолет.
Он начинает снижаться, я слышу шепот Мауры:
– Давайте подойдем поближе.
Рекс:
– Они нас засекут.
Маура:
– И что?
Бет:
– Я не знаю…
Маура:
– Идем, Хэнк.
Камера снова подрагивает – Хэнк движется, кажется, в сторону базы. В какой-то момент он спотыкается. Камера снова смотрит в землю. Я вижу руку – она тянется, чтобы помочь ему подняться, и теперь… теперь я вижу белый рукав моей спортивной куртки. Камера поднимается, Хэнк наводит ее прямо на лицо Мауры. Все мое тело дрожит. Ее темные волосы разметались, глаза горят от возбуждения, а сногсшибательная улыбка кого угодно сведет с ума.
– Маура… – Я и в самом деле произношу ее имя вслух.
Из крохотного громкоговорителя я слышу твой голос:
– Ш-ш, тихо.
Вертолет садится. На записи ничего толком не разберешь, видно только, что роторы все еще вращаются. Поверить не могу, как тихо они работают. Кажется, открывается скользящая дверь. Вижу вспышку ярко-оранжевого цвета. Может, это человек. Не уверен. Но кто еще может появиться в дверях?
Ярко-оранжевый свет напоминает мне о тюремной робе.
Слышу треск – будто кто-то наступил на ветку. Хэнк рывком переводит камеру вправо.
Рекс кричит:
– Уходим отсюда к чертовой матери!
И картинка чернеет.
Я нажимаю кнопку быстрой перемотки вперед. Увы. На пленке больше ничего нет. Возвращаюсь назад и снова просматриваю сцену с вертолетом. Потом в третий раз. Слышать твой голос, Лео, и видеть Мауру – сколько ни смотри, сколько ни слушай, всегда больно.
