Во время четвертого просмотра мне приходит в голову одна мысль. Я начинаю вписывать в эти события собственные воспоминания. Где я был тем вечером? Я не состоял в Конспиративном клубе. Я в то время был не особо высокого мнения о них – эта «группка заговорщиков» находилась, на мой взгляд, между чем-то умилительным и детским, между невинным и – когда я был не в настроении – жалким.
У вас были свои игры и секреты. Я это понимаю. Но как вам удалось скрывать такое от меня?
Ты мне рассказывал все, Лео.
Я пытаюсь вернуться в прошлое. Где я находился в тот вечер? Как и накануне твоей смерти, была пятница. Вечер пятницы – хоккейный вечер. С кем мы тогда играли? Не помню. Мы выиграли? Я видел тебя, когда вернулся домой? Не помню. Я знаю, что встретился с Маурой. Мы отправились на нашу полянку. Я как сейчас вижу спутанные волосы Мауры, ее сногсшибательную улыбку, горящие от возбуждения глаза, но в тот вечер что-то изменилось, электрическое поле было сильнее, когда мы занимались любовью, – Маура любила ходить по краю, но я, вероятно, из самомнения приписал это своим мужским достоинствам. Вот насколько я, здоровенный качок выпускного класса, был погружен в себя, в свои дела.
А мой брат-близнец?
Я вспоминаю ту фотографию на чердаке. Мы вчетвером. Обкуренное, потерянное выражение на твоем лице. Что-то с тобой происходило, Лео. Что-то серьезное и, возможно, очевидное, а я был занят собой, говнюком, и ничего этого не увидел, и поэтому ты умер.
Я выключаю камеру из сети. Уверен, Боб не будет возражать, если я возьму ее с собой. Мне нужно обдумать увиденное. Я не хочу действовать поспешно. Хэнк прятал это видео, потому что, несмотря на все свои проблемы, понимал важность этой пленки. Да, он страдал чрезмерной подозрительностью; вероятно, был болен душевно, но я, невзирая ни на что, все еще с уважением отношусь к его желаниям.
Так куда мне пойти с этим?
Обратиться к властям? Сказать Мьюз или Мэннингу? Сказать Оги?
Но по порядку. Сначала размножить запись. А оригинал положить в безопасное место.
Я обдумываю все варианты, пытаюсь увидеть общую картину.
Прежняя база «найков» находилась под контролем правительства. Выдавала себя за некий безобидный сельскохозяйственный центр, пряча за этой вывеской свое истинное назначение. Так, это мне ясно. Мне даже ясно вот что: вы, ребята, в ту ночь увидели нечто такое, что могло стать предметом общественного внимания.
Возможно, я смогу сделать и еще один шаг в этом направлении. Я могу даже понять, почему они – а я, говоря «они», имею в виду «плохих ребят», работавших на базе, – решили заткнуть рот тебе и Дайане, хотя Дайаны на пленке я и не слышал. Была ли она там? Я не знаю. Но как бы то ни было, они убили вас обоих.
Вопрос: почему другие живы до сих пор?
Возможный ответ: «они» не знали про Рекса, Хэнка и Бет. «Они» знали только про тебя и Дайану. Ладно, зерно смысла в этом есть. Хотя и небольшое. Но я готов принять и такое. Могу добавить в это уравнение и Мауру. Каким-то образом «они» узнали и про Мауру. Поэтому она убежала и спряталась. На пленке вы с Маурой явно заводилы. Может быть, вы вдвоем вернулись и сделали что-то безрассудное? Тебя поймали. Она убежала.
Да, в этом есть доля здравого смысла.
Но опять же: а что с остальными? Рекс, Хэнк и Бет жили себе дальше. Никто из них не прятался. Может быть, спустя пятнадцать лет они снова начали интересоваться тем делом? Или спустя пятнадцать лет случилось что-то, о чем они вдруг узнали?
Что?
Понятия не имею. Но может, Оги нащупал что-то, когда рассуждал о Томе Страуде. Вероятно, мне нужно узнать, когда точно Том Страуд вернулся в Вестбридж.
Хватит домыслов. Мне недостает какого-то звена. И прямо сейчас необходимо сделать еще кое-что.
Поговорить с Элли.
То, что мать Мауры обратилась ко мне через Элли, не может объясняться простым совпадением. Элли что-то знает. Эта мысль из тех, которую я подспудно хочу игнорировать. Я сегодня получил немало ударов, спасибо. Но если я не могу доверять Элли – если Элли лгала мне и она не на моей стороне, – то где тогда я сам?
Я делаю глубокий вдох и открываю дверь мастерской. Первое, что я слышу, – смех Ли и Келси. Мне ясно, что я поднимаю эту семью на заоблачные высоты, делаю ее слишком идеальной, но такой я ее вижу. Я как-то раз спросил у Элли, как у них с Бобом это получилось, и она ответила: «У нас были войны, поэтому сейчас мы боремся, чтобы сохранить то, что имеем». Может, я и понимаю ее, но не уверен. Поздний развод родителей Элли был для нее сильным ударом. Вероятно, отчасти дело в этом. Не знаю. Или может, мы не так уж хорошо знаем друг друга.
Я ищу залатанные прорехи в жизни Элли и Боба. Если я их не вижу, это еще не значит, что их нет. Но если Элли и Боб и скрывают их, это не отменяет того, что они оба замечательные.
Слова отца: «У каждого человека есть надежды и мечты».
Я прихожу в кухню, но Элли там нет. Вижу, что за столом для меня накрыто.
– Элли пришлось убежать, – говорит Боб. – Она поставила для тебя тарелку.
В окне я вижу Элли – она идет к машине. Бросаю извинения Бобу и бегу за ней. Она открывает дверь машины и уже готова сесть, когда я кричу:
– Ты знаешь, где Маура?!
Мой крик останавливает ее. Элли поворачивается ко мне:
– Нет.
Я встречаюсь с ней взглядом:
– Ее мать, чтобы связаться со мной, обратилась к тебе.
– Да.
– Почему к тебе, Элли?
– Я пообещала ей, что никому не скажу.
– Кому?
– Мауре.
Я знал, что это имя прозвучит, но оно все же бьет меня прямо по зубам.
– Ты… – Мне нужна секунда, чтобы справиться с собой. – Ты обещала Мауре?
Звонит мой мобильник. Это Оги. Я не отвечаю. Что бы теперь ни случилось – что бы ни сказала мне Элли, – я знаю: наши отношения никогда не будут такими, как прежде. Мой мир слишком узок. У меня нет семьи. Лишь очень немногих людей я пускаю в свою жизнь.
Человек, который был мне ближе всех остальных, только что выбил почву у меня из-под ног.
– Мне нужно ехать. – Элли торопится. – В центре чрезвычайная ситуация.
– И все эти годы ты мне лгала, – качаю я головой.
– Нет.
– Но ты мне не сказала об этом.
– Я дала обещание.
– Я считал тебя своим лучшим другом… – Я пытаюсь скрыть обиду в голосе.
– Я и есть твой лучший друг. Но это еще не значит, что я должна предавать других.
Мой мобильник продолжает звонить.
– Как ты могла скрывать от меня такое?!
– Мы не все говорим друг другу, – отвечает она.
– О чем это ты? Я доверил тебе свою жизнь.
