Я почти заканчиваю есть, когда в зале появляется Элли. Ставрос просиял, когда увидел ее. Литературный штамп: когда человек входит в комнату, становится светлее, – но Элли как минимум поднимает в атмосфере средний уровень душевности, порядочности, добродетели.
И я в первый раз не воспринимаю это как должное.
Она подходит, садится, подсовывает под себя одну ногу.
– Ты отправила фотографию матери Мауры? – спрашиваю я.
Элли кивает:
– Она еще не ответила.
Я вижу, как она, моргая, смахивает слезы.
– Элли?
– Кое-что еще, о чем я тебе не говорила.
– Что?
– Два года назад, когда я провела месяц в Вашингтоне…
– Ты ездила на конференцию по безработным, – киваю я.
Она производит звук, имеющий смысл «да, верно».
– Конференция, – Элли берет салфетку и промокает глаза, – которая длится месяц.
Я не знаю, как на это реагировать, поэтому молчу.
– Это, кстати, не имеет никакого отношения к Мауре. Я просто…
– Что случилось? – Я протягиваю руку, прикасаюсь пальцами к ее запястью.
– Нап, ты лучший из всех, кого я знаю. Я готова доверить тебе мою жизнь. Но я тебе не сказала.
– Не сказала о чем?
– Боб…
Я замираю.
– Тут появилась женщина. Боб начал поздно возвращаться. И вот как-то вечером я застала их врасплох. Вдвоем…
Мое сердце падает в пропасть. Я не знаю, что сказать, и крепче сжимаю ее запястье. Хочу, чтобы она почувствовала хоть какую-то поддержку. Но у меня не получается воспользоваться этим шансом.
Конференция продолжительностью в месяц. Господи боже! Элли, мой лучший друг, сильно мучилась. А я так ничего и не увидел. Хорош детектив, да?
Элли отирает слезы с глаз, вымучивает улыбку.
– Сейчас уже лучше. Мы с Бобом проветрили помещение.
– Ты хочешь поговорить об этом?
– Нет, не сейчас. Я пришла поговорить с тобой о Мауре. О том обещании, которое я ей дала.
Подлетает Банни, кладет перед Элли меню, подмигивает ей. Затем уходит, а я не знаю, как продолжить. И Элли тоже не знает.
– Ты дала Мауре обещание, – наконец выдавливаю я.
– Да.
– Когда?
– В ту ночь, когда умерли Лео и Дайана.
Еще один удар по зубам.
Возвращается Банни, спрашивает, будет ли Элли что-нибудь заказывать. Та просит принести декаф. Я заказываю мятный чай. Банни интересуется, не хочет ли кто-нибудь из нас попробовать банановый пудинг. Это нечто невероятное – просто пальчики оближешь. Мы оба отказываемся.
– В ту ночь ты видела Мауру до или после смерти Лео и Дайаны? – спрашиваю я.
Ее ответ снова повергает меня в смятение.
– И до, и после.
Я не знаю, что сказать. А может, я боюсь того, что могу сказать. Она смотрит в окно на парковку.
– Элли?
– Я нарушу мое обещание Мауре, – произносит она. – Но, Нап…
– Что?
– Тебе это не понравится.
– Позволь мне начать с «после», – вздыхает Элли.
Вокруг все меньше народу, но мы ничего не замечаем. Банни и Ставрос направляют приходящих клиентов в противоположный от нас угол, чтобы мы могли говорить спокойно.
– Маура пришла ко мне домой, – начинает Элли.
Я жду продолжения, но она молчит.
– В ту ночь?
– Да.
– Который был час?
– Около трех. Мой отец… он хотел, чтобы я была счастлива, поэтому переделал гараж в мою комнату, а это для девчонки было круто. Друзья могли приходить в любое время, потому что могли попасть ко мне, никого не разбудив.
До меня доходили слухи о всегда открытой задней двери в доме Элли, но это было до того, как мы с ней крепко подружились, до того, как мой брат и лучшая подружка Элли Дайана были найдены на железнодорожных путях. И я теперь размышляю об этом. Самые прочные отношения моей взрослой жизни – с Оги и Элли, и эти связи уходят корнями в ту трагическую ночь.
– И потому, услышав стук, я ничего такого не подумала. Ребята знали: если по какой-то причине нельзя идти домой – они напились или еще что-нибудь, – можно отлежаться у меня.
– А до этого Маура к тебе приходила?
– Нет, никогда. Ты знаешь, я тебе говорила, что всегда испытывала что-то вроде трепета перед Маурой. Она казалась… не знаю, более сдержанной, чем все остальные. Более зрелой, искушенной. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Я киваю:
– Так почему она к тебе пришла?
– Я ее спросила об этом, но не сразу, Маура была сама не своя – она рыдала истерически. И это показалось мне странным, потому что она, как я уже сказала, всегда была выше всяких там истерик. У меня минут пять ушло, чтобы ее успокоить. Она была вся в грязи. Я решила: на нее напали или что-то вроде того. Я стала проверять ее одежду – не порвано ли где. Я читала об этом в какой-то брошюре о травмах при изнасиловании. В общем, наконец Маура стала успокаиваться, а это случилось не слишком скоро. Не знаю, как еще сказать об этом. Будто кто-то отвесил ей пощечину и прокричал: «Возьми себя в руки!»
– И что ты сделала?
– Открыла бутылку виски «Файербол» – она у меня была спрятана под кроватью.
– У тебя?
Элли качает головой:
– Ты и вправду думаешь, что знаешь про меня все?
«Явно нет», – думаю я.
– Но Маура пить не стала, сказала, что ей нужно сохранить ясную голову. Спросила, может ли побыть у меня какое-то время. Я ответила: конечно. По правде говоря, я была немного польщена, что она выбрала меня.
– И это в три часа ночи?
– Да, около трех.
– Значит, ты еще не знала про Лео и Дайану, – говорю я.
– Верно.
– Тебе Маура сказала?
– Нет. Она только сказала, что ей нужно место, где она могла бы спрятаться. – Элли подалась ко мне. – Потом она посмотрела мне прямо в глаза и заставила пообещать. Ты ведь знаешь, как она умела сверлить взглядом? Маура заставила меня пообещать, что я никому, никогда, даже тебе, не скажу, что она была в моем доме.
– Она назвала конкретно меня?
Элли кивает:
– Я, вообще-то, подумала, что вы серьезно поссорились, но Маура была слишком уж испугана. Она пришла ко мне, думаю, потому, что я – Надежная Элли, верно? Хотя другие были гораздо ближе к ней. Я тогда об этом много думала. Почему она выбрала меня? Теперь я знаю.
