Эриксон был сухопарым, с темными волосами и характерными для того времени бакенбардами. Лицо у него было добродушное, с ясными пытливыми глазами, длинным носом и чуть искривленными губами. В отличие от своих коллег, Эриксон был не очень искусным практиком; репутация его держалась на написанных им трудах и преподавательской практике. Его самая успешная книга «Наука и искусство хирургии» (The Science and Art of Surgery) вышла в девяти изданиях и на протяжении нескольких десятилетий служила главным учебником в своей области. Она была переведена на немецкий, итальянский и испанский языки и пользовалась таким успехом в Америке, что во время Гражданской войны ее копию выдавали каждому медицинскому офицеру федеральной армии.
Но Эриксон был слеп относительно будущего хирургии, которая, по его мнению, быстро достигла предела своих возможностей к середине XIX века. История запомнит хирурга с бакенбардами за его ошибочное предсказание: «Не будет новых пределов, которых мы способны достичь, орудуя скальпелем; должны быть части человеческого тела, куда нельзя вторгаться – по крайней мере хирургу. То, что мы практически, если не полностью, достигли этих окончательных пределов, не вызывает сомнений. Живот, грудная клетка и мозг навсегда заперты для мудрого и гуманного хирурга».
Упрямо продолжая верить в это, Эриксон признавал важность перемен, происходящих в хирургии в свете недавних образовательных реформ. Если раньше хирург был прославленным мясником с твердыми руками, то теперь он – опытный оператор, руководствующийся глобальными знаниями. Эриксон заметил: «Умелые руки уже давно не были единственной определяющей чертой хирурга, и вот теперь он руководствуется не только мастерством рук, но и разумом».
На посту старшего хирурга Эриксон оказался вследствие несчастья, которое как нельзя лучше иллюстрирует опасность профессии. Четыре года назад его предшественник Джон Филлипс Поттер собрался проводить вскрытие на теле карлика-циркача Харви Лича, известного в Лондоне как «Летающий Гном» из-за способности порхать по сцене подобно птице.
Лич, которого часто называли «самым коротким человеком в мире», сделал себе имя благодаря странности своего номера. В дополнение к небольшому росту, одна из его ног была 46 см в длину, а другая – 61 см, и когда он шел, его руки касались земли, как у обезьяны. По словам одного из современников, Лич появлялся на сцене в виде «головы и туловища, которое передвигалось на колесиках».
Странная внешность Лича со временем привлекла внимание американского шоумена и мистификатора Финеаса Тейлора Барнума, основателя «Цирка Барнума и Бейли». Барнум одел карлика в шкуру дикого зверя и накрыл стены Лондона плакатами, вопрошавшими: «Что это?» Однако Барнум не подозревал, что Лич в тот период был настолько узнаваем, и люди догадались об истинной личности этого таинственного «зверя» в течение нескольких дней. Несмотря на первоначальную ошибку, Барнум оставил Лича в качестве исполнителя, пока сорокалетний мужчина не умер в результате травмы бедра, от которой пошла гангрена. В то время, как люди шли на многое, чтобы гарантировать, что их тела останутся нетронутыми после смерти, Лич якобы предусматривал, что его передадут тем, кто скорее всего вскроет его. Согласно одной из австралийских газет, Лич просил, чтобы его труп «был предоставлен его близкому другу доктору Листону, выдающемуся хирургу, дабы не быть захороненным, а вместо этого подвергнуться бальзамированию и сохраниться в стеклянном футляре». В другой британской газете писали, что Лич завещал тело «своему самому близкому другу и компаньону мистеру Поттеру», что кажется более вероятным, учитывая, что именно Поттер в конечном итоге выполнил вскрытие. Каковы бы ни были обстоятельства получения тела и фактические желания покойного, вскрытие было назначено на 22 апреля 1847 года.
Поттер, который показал себя превосходным и увлеченным учителем, всего неделю назад получил место помощника хирурга в госпитале Университетского колледжа. Было замечено, что благодаря прилежанию и рвению на предыдущем месте (патологоанатома) он обрел популярность среди преподавателей и студентов; Листер был среди его поклонников. Когда Поттер разрезал жесткое тело Лича, он заметил: «Кажется, бедренные кости и мышцы исчезли, а коленные суставы находятся на уровне бедер». По словам Поттера, вместо обычной структуры Лич, казалось, имел чрезвычайно сильное тело треугольной формы, с основанием сверху… связанным с бедрами при помощи очень сильных связок». Поттер считал, что благодаря этой особенности знаменитый циркач мог прыгать на три метра вверх.
Поттер осторожно проник в глубь трупа, останавливаясь, чтобы сделать подробные замечания. Внезапно его ланцет соскользнул, проткнув фалангу его указательного пальца. Не подозревая об опасности, Поттер продолжил анатомировать. Несколько дней спустя у молодого хирурга начала развиваться пиемия – опасная форма сепсиса, при которой во всем организме возникают абсцессы. Несомненно, болезнь развилась из-за бактерий, проникших в кровь врача от крови покойного. Инфекция, начавшись в руке, в конце концов распространилась по всему телу. В течение следующих трех недель пять врачей, включая Роберта Листона, посещали Поттера, предположительно отсасывая по 1,5 л гноя из его крестцовой области и еще по литру – из груди, прежде чем молодой человек, наконец, умер. В посмертном заключении было сказано, что если бы Поттер позавтракал прежде, чем приступить к вскрытию, то мог бы выжить, поскольку полный еды желудок впитал бы часть токсинов, попавших в кровь во время вскрытия Лича. Для эпохи, когда никто не имел ни малейшего представления о микробах, это объяснение казалось вполне правдоподобным.
Двести скорбящих шли за гробом Поттера к лондонскому кладбищу Кенсал-Грин, отдавая дань человеку, который успел за столь короткую карьеру блестяще проявить себя. Позже журнал The Lancet посетовал, что это был «самый печальный пример блестящего, многообещающего таланта, запятнанного кровью». Несчастье Поттера, однако, стало удачей для Эриксона. Земля на могиле Поттера едва осела, прежде чем датский хирург заступил на место своего мертвого коллеги.
Как оказалось, 1847 год был неудачным для многих хирургов больницы. 7 декабря – почти через год после исторической операции с эфиром – великий хирург Роберт Листон неожиданно скончался от аневризмы аорты в возрасте пятидесяти трех лет. Его смерть стала серьезным ударом для коллег из госпиталя Университетского колледжа; многие оставили места, пытаясь отыскать нового гения хирургии, у которого можно было бы чему-то научиться. Потеря таких любимых преподавателей, как Поттер и Листон, также уменьшила число студентов, что, в свою очередь, привело к существенному снижению доходов. К концу 1840-х годов больница задолжала 3000 фунтов и была вынуждена сократить количество коек со 130 до 100. Только половина из них предназначалась для хирургических больных.
Эриксон быстро получил повышение. Его назначение на кафедру хирургии в 1850 году в возрасте тридцати двух лет настолько оскорбило его коллегу Ричарда Куэйна, что тот не разговаривал с Эриксоном следующие 15 лет. Такова уж безвременность больничной политики! У Эриксона уже было три назначенных помощника, четвертым и последним стал Листер. В обязанности помощников входила подготовка истории болезни для каждого пациента, операционных столов, а также помощь при посмертном вскрытии. Листер и трое его коллег отчитывались перед первым ассистентом Эриксона, эксцентричным молодым человеком по имени Генри Томпсон, который позже стал известен в Лондоне за проведение «октав» – ужинов из восьми блюд на восемь человек, которые подавались в восемь часов. Томпсон наблюдал за помощниками и посещал пациентов Эриксона каждое утро. Будучи квалифицированным хирургом, он также ассистировал Эриксону во время операций, чего не могли делать Листер и другие помощники.
