Перфекционизм Джозефа Листера мешал своевременным публикациям его статей в журналах, но помог сформировать крепкий фундамент для революции в медицине.
Важнее всего было выявить роль, которую центральная нервная система играет в воспалении. Чтобы лучше понять это, Листер провел эксперимент на живой большой лягушке, удалив ее головной мозг, но не затрагивая спинной. (Факт экспериментов на живых животных для научных целей имел долгую историю в Великобритании. В 1664 году Роберт Гук – один из основателей Королевского общества и пионер в использовании микроскопа – привязал бродячую собаку к лабораторному столу и рассек грудь испуганного животного, чтобы заглянуть внутрь грудной полости и лучше понять процесс дыхания. Чего Гук не понял, прежде чем начать эксперимент, так это того, что легкие не были мышцами и что, разрезав грудь животного и повредив диафрагму, он нарушил способность собаки дышать самостоятельно. Чтобы сохранить животное в живых, Гук вставил полую трубку собаке в горло, а затем протолкнул в трахею. Более часа он накачивал воздух в легкие мехами, тщательно изучая, как органы расширяются и сокращаются с каждым искусственным вдохом. Все это время собака с ужасом смотрела на него, агонизируя, не в силах скулить и выть. Как и Гук, Листер рассматривал вивисекцию как необходимое зло в медицинской профессии, бесценное для текущих исследований и будущего спасения жизней пациентов.)
После того, как он удалил мозг лягушки, Листер заметил, что «артерии, которые ранее были довольно полными и передавали быстрые потоки крови, сузились настолько, что кровеносная система казалась осушенной, за исключением вен». В течение следующих нескольких часов Листер продолжал манипуляции со спинным мозгом, время от времени удаляя его кусочки, пока лягушка не умерла: «Кровь перестала качаться из-за слабости сердца». Он сделал вывод, что в отсутствие головного или спинного мозга артерии у лягушек не расширяются.
Листер решил представить результаты Королевской коллегии хирургов в Эдинбурге. Однако, когда подошло время презентации, он все еще не был полностью удовлетворен результатами экспериментов. Отец, который навещал молодую пару в Шотландии, вечером накануне выступления отметил, что речь Листера готова лишь наполовину и что «в трети ее придется импровизировать на ходу». Но при всей неподготовленности презентация была проведена без сучка и задоринки, а ее печатную версию опубликовали в Philosophical Transactions of the Royal Society.
В статье Листер утверждал, что «определенная доля воспаления, вызванная прямыми раздражителями, имеет важное значение для первичного соединения». Другими словами, следовало ожидать воспаления при рассечении тканей или переломе, когда рана стабильно оставалась открытой и вовлекалась в процесс естественного восстановления организма. Воспаление раны не обязательно предвещало сепсис. В противовес Уортону Джонсу, Листер утверждал, что сосудистый тонус лягушачьей лапки контролируется спинным и продолговатым мозгом, и, таким образом, воспаление может быть вызвано непосредственно центральной нервной системой. Проще говоря, Листер считал, что существует два вида воспалений: местные и неврологические.
В заключении Листер описал наблюдения за лягушками в ходе экспериментов, которые повторяли классические клинические травмы, такие как ожоги кипятком или хирургические разрезы. Эти ранние исследования имели решающее значение для будущей работы Листера по заживлению ран и влиянию инфекции на ткани. В конечном счете, он ошибочно предполагал, что существует два типа воспалений, однако такой новаторский подход помог лучше понять эффект, который воспалительный процесс оказывает на ткани. И, наконец, это имело значение для понимания того, почему в поврежденных тканях возникают условия для развития сепсиса.
Даже после презентации в Королевской коллегии хирургов, когда он не читал лекции или не лечил пациентов в Королевском лазарете, Листер с помощью Агнес продолжал интенсивно экспериментировать на лягушках. Это заставило Джозефа Джексона написать: «Я готов спросить, какие еще новые обстоятельства… побуждают тебя продолжать дальнейшие эксперименты с бедными амфибиями». Это не последний раз, когда тщательность и внимание Листера к деталям будут препятствовать своевременной публикации важных исследований. Тем не менее, за первые три года брака он успел опубликовать пятнадцать работ, девять из которых вышли в свет только в 1858 году. Все они основаны на его оригинальных открытиях, и многие подробно описывают результаты исследований происхождения и механизма воспаления – что в конечном итоге и сформировало прочный фундамент для его главной работы.
7
Чистота и холодная вода
Хирург подобен земледельцу, засеявшему поле: с покорностью ждет, что принесет урожай, и пожинает его, полностью сознавая свое бессилие перед силами стихий, которые могут обрушиться на него дождем, ураганом и градом.
Рихард Фолькман
В июле 1859 года Джеймс Лори, 59-летний королевский профессор клинической хирургии в университете Глазго, перенес инсульт, который лишил его способности двигаться и говорить. Он был хорошо известен в университете и даже вел занятия у известного врача-миссионера и исследователя Дэвида Ливингстона. Позиция Лори, желанная для многих в хирургическом сообществе, внезапно оказалась вакантной.
Листер тут же отреагировал на это в письме отцу: «Доктор Лори… находится в таком состоянии, что не может более занимать свой пост», – и выразил заинтересованность в этой должности. Обладая столь престижным титулом, Листер сможет открыть прибыльную частную практику в Глазго, чего не смог сделать в Эдинбурге. Кроме того, он предположил, что благодаря влиятельным друзьям, которые были частью медицинского факультета в Глазго, он будет назначен хирургом в городскую больницу. Самое же главное, о чем Листер сообщил отцу, заключалось в следующем: он был уверен, что, получив это место, сможет в дальнейшем претендовать на любую штатную позицию в Лондоне.
Однако существовали и иные последствия. Если Листер переедет в Глазго, это означает конец его шестилетнего партнерства с другом, коллегой и тестем. В письме Джозефу Джексону он посетовал: «Будет очень жаль покинуть Эдинбург, и особенно мистера Сайма, к которому, как ты знаешь, я испытываю глубокое уважение». Листер также беспокоился о том, как его отъезд отразится на старом наставнике и хирургической практике, которую они развивали в течение последних нескольких лет: «Мистер Сайм… совершенно точно предпочел бы, чтоб я оставался здесь и помогал ему в больнице… поскольку в этом городе нет никого, кто разделял бы его точку зрения в хирургических вопросах в той же степени, что и я». Несмотря на это, 32-летний хирург не мог игнорировать открывшиеся возможности. Он отодвинул в сторону свою привязанность к Сайму и Королевскому лазарету и заявил о желании занять должность Лори.
Семь других высококвалифицированных кандидатов также подали заявку: пять из Глазго, два – из Эдинбурга. Осложнял дело тот факт, что все назначения на должность королевского профессора в Великобритании находятся в ведении министра Короны, который вряд ли знает много о конкретных требованиях, предъявляемых к той или иной позиции, или о том, какие кандидаты могут быть наиболее квалифицированы. Сайм любезно отрекомендовал своего зятя, отметив с характерной для него краткостью, что Листер – «человек строгой точности, чрезвычайной наблюдательности и удивительно здравого суждения вкупе с необычно умелыми руками и практическим умом».
