Прошло время, но – ни слова ответа. Затем, в декабре, Листер получил письмо из доверенного источника, который сообщал, что ему будет предложена должность королевского профессора. Однако восторг вскоре угас, когда в январе Glasgow Herald объявила, что вопрос еще не решен. В статье рассказывалось об открытом письме, которое распространили по всему медицинскому сообществу два члена городского совета, которые попросили местных врачей «сообщить нам, какой кандидат, по вашему мнению, лучше всего подходит для этой позиции, отметив крестиком его имя». Такой подход вызвал протест со стороны тех, кто был озабочен коррупцией и протекционизмом. Если кандидата выбирают врачи Глазго, то, безусловно, это не лучшим образом отразится на шансах людей со стороны – таких, как Листер.
Протест усилился, когда Уильям Шарпей, Джон Эрик Эриксен и Джеймс Сайм написали письма в поддержку кандидатуры Листера. Через десять дней после появления статьи министр внутренних дел официально попросил Листера занять должность Лори. На следующий день ликующий сын написал отцу: «Наконец-то пришла долгожданная весть… Ее Величество одобрила мое назначение». Листер описал чувство «опьянения от радости», которое было «удвоено или даже утроено – я не сомневаюсь – долгим ожиданием». Как следствие, Листер перестал считать Глазго городом, где процветают узкомыслие и кумовство. Он искренне поверил, что там они с Агнес будут чувствовать себя как дома.
* * *
Глазго располагался всего в 75 км от Эдинбурга. Центром обоих городов были старые университеты, однако интеллектуальная атмосфера в Глазго сильно отличалась от той, к которой Листер привык в Эдинбурге, работая вместе с Саймом. Медицинское сообщество Глазго было более авторитарным, нежели спекулятивным, более консервативным, нежели вольнодумствующим. Здесь новаторство не приветствовалось, так что Листеру пришлось побороться, чтобы утвердить свое положение среди университетских активистов, настроенных более традиционно.
Когда Листер прибыл на церемонию посвящения, зал был переполнен выдающимися сотрудниками университета – именно теми людьми, которые вскоре станут его коллегами. Они собрались, чтобы услышать первую речь нового профессора клинической хирургии. Листер беспокоился. Днем ранее ему сказали, что свою диссертацию он должен будет представить на латыни – эта устаревшая традиция проистекает из убеждения, что медицинские работники должны быть в состоянии продемонстрировать широту знаний. Современник писал: «Мы должны быть прежде всего мужчинами, джентльменами, а уж затем докторами или учеными».
Накануне поздно вечером Листер изо всех сил пытался подготовить важную речь. Теперь, стоя перед аудиторией, он нервно схватился за латинский словарь, который захватил по предложению Агнес. Усугубляло ситуацию то, что он беспокоился о своем заикании, которое возвращалось в минуты сильного стресса. Но начав говорить, Листер уже не останавливался, латынь с удивительной легкостью срывалась с языка. Он только собирался перейти к выдержкам из диссертации, как директор университета встал со своего места и прервал его. Он заметил, что Листер может закончить выступление, поскольку уже удовлетворил все необходимые требования (пересказав лишь первые несколько параграфов диссертации). Первое испытание было пройдено.
Несмотря на консервативные взгляды, царившие в университете Глазго, изменения все равно происходили. Недавние назначения привлекли новичков и помогли компенсировать несколько ослабевающую репутацию учреждения. В 1846 году Уильям Томсон (известный как лорд Кельвин, позднее сформулировавший первый и второй законы термодинамики) занял позицию профессора естественной философии, сделав акцент на лабораторной и экспериментальной работе в классе. Два года спустя на место профессора анатомии пришел Аллен Томсон. Его лекции по микроскопической анатомии были новым дополнением к устаревшей учебной программе университета. В результате в университете стал наблюдаться устойчивый рост приема студентов-медиков. Когда Листер присоединился к факультету, здесь учились 311 студентов – почти в три раза больше, чем 20 лет назад. Из них более половины записались на новый курс Листера по систематической хирургии (что сделало его наиболее крупным по посещаемости среди аналогичных курсов в Британии).
Университет не был приспособлен для столь внезапного притока студентов. В то время как Эдинбург выделял сотни фунтов на ремонт классных комнат и преподавательских апартаментов, у университета Глазго практически не существовало инвесторов. Листер, чьи практические методы обучения требовали использования анатомических образцов, моделей и рисунков, нашел выделенный ему аудиториум адекватным. Он решил вложить собственные деньги в ремонт помещения; кроме того, Листер построил отдельную «уединенную комнату», где намеревался хранить свою необычную коллекцию опытных образцов. Столы и стулья были также заменены, всю классную комнату вычистили и в конце концов перекрасили. С ремонтом помогала Агнес. В майском письме матери Листера, Изабелле, она рассказывала: «Как красиво это выглядит!… зеленое сукно на трех дверях, яркие маленькие латунные ручки, обрамление прекрасным кровельным сланцем с одной стороны и скелет, установленный в другом конце класса. На каркасе развешаны таблицы, а на красивом дубовом столе лежат заготовки». Переоборудованный класс внушал уважение студентам Листера, которые при входе снимали шляпы и, заняв места, дожидались начала лекции в благоговейной тишине. Обновленный интерьер сигнализировал им, что здесь они могут обнаружить столь же свежий подход к образованию.
Курс систематической хирургии, который начал вести Джозеф Листер в университете Глазго, был настолько популярным, что стал самым крупным по посещаемости среди аналогичных курсов по всей Британии.
Несмотря на сохраняющиеся опасения по поводу выступления перед большой аудиторией, первая лекция Листера имела безусловный успех. Он начал с цитаты хирурга XVI века Амбруаза Паре, который лихо сказал: «Я его перевязал, а Бог – исцелил», прежде чем перейти к обсуждению важности анатомии и физиологии в хирургии. Исторический дискурс в исполнении Листера был информативным и интересным. Его племянник заметил, что студенты «смеялись в нужных местах», поскольку обычно сдержанный квакер нанес «скромный джентльменский удар по гомеопатии», которую осуждал еще со времен учебы в Университетском колледже.
Одной из главных тем его выступления было формирование рабочих культей при ампутации конечностей – чтобы инвалиды могли восстановить как можно больше функций и не служили бременем для своих семей или общества. Аудитория снова разразилась смехом, когда Листер рассказал студентам историю о стоическом юноше из Шотландии, который смог танцевать национальный танец хайланд флинг после того, как Листер удалил ему обе ноги человека. После лекции Листер писал матери: «Теперь я чувствую, что с таким любезным приемом способен сделать все, что угодно… Любопытно, что в течение всей лекции я не ощутил ни тени волнения или беспокойства».
Студенты сразу же прониклись любовью к своему новому профессору, который, в свою очередь, освоился в роли учителя. Они были даже благодарны за его склонность заикаться, поскольку он говорил медленнее и за ним было легче записывать. Позже один из выпускников написал, что ученики по факту поклонялись Листеру. В Эдинбурге Сайм также слышал о прогрессе своего протеже. Он написал зятю: «Теперь игра в ваших собственных руках», – добавив, словно бы вдогонку: «Желаю вам с комфортом разыграть эту партию».
