* * *
Вскоре после назначения в университет Листера избрали членом Королевского общества – исключительная честь на столь раннем этапе карьеры. Этой же чести когда-то был удостоен его отец – в признание его заслуг в совершенствовании первой ахроматической линзы. Джозеф Джексон был взволнован известием о том, что сын присоединился к нему в качестве члена Королевского общества. Имя Листера продолжило длинный ряд прославленных членов – где-то там были и Роберт Бойл, и Исаак Ньютон, и Чарльз Дарвин. Его номинировали за исследования в области воспалительных процессов и свертывания крови, которые он представил в серии статей для Королевского общества в 1860 году.
Освоившись в университете, Листер подал заявку на должность хирурга в Королевском госпитале Глазго. Он считал, что больничный пост имеет решающее значение для его роли преподавателя, так как это позволит ему демонстрировать студентам теории и методы на реальных живых пациентах. До того, как он стал профессором, друзья с медицинского факультета говорили, что его назначение в Королевский госпиталь – вопрос решенный, если Листер начнет преподавать. Он и сам ожидал того же, когда писал отцу о выходе Лори на пенсию и вакансии в университете. Вот почему для Листера стало большим сюрпризом то, что его заявление отклонили.
Рассмотрением заявки Листера занимался Дэвид Смит, сапожник, продавец обуви, а по совместительству – член совета больницы. Место в совете можно было приобрести, сделав большое пожертвование, поэтому нередко больница управлялась такими людьми, как Смит, у которых не было медицинского образования. Совет Королевского госпиталя состоял из двадцати пяти директоров. Двое были университетскими профессорами-медиками, а прочие – мешанина из религиозных чиновников, политиков и других представителей государственных органов; они вряд ли могли считаться научными провидцами. И неизбежно Листер – человек, который пытался реформировать хирургическую практику изнутри и на фундаментальном уровне – должен был столкнуться с кем-то вроде Смита, который полагал, что больницы существуют только для лечения пациентов. В глазах Листера и его прогрессивных современников (таких как Джеймс Сайм) больница была местом, где студенты могли учиться на реальных случаях.
Листер объяснил Смиту, что преподавателю клинической хирургии важно иметь возможность проводить демонстрации для студентов в палатах больницы, чтобы студенты могли усваивать теорию параллельно с практикой. Он и сам был продуктом такого образования. Смит же считал эту идею абсурдной. «Остановитесь, остановитесь, мистер Листер, это настоящая эдинбургская идея! – сказал он расстроенному хирургу. – Наше учреждение лечебное, а не учебное!» Большинство директоров больницы согласились со Смитом и проголосовали против назначения Листера в 1860 году.
В словах Смита тоже была правда: в Королевском госпитале Глазго в основном лечили. За первые полвека население города увеличилось в четыре раза (а затем еще на столько же – между 1850 и 1925 годами). В 1820-х годах сюда массово устремились обездоленные горцы, а в 1840-х – тысячи ирландских беженцев после картофельного голода. К моменту прибытия Листера Глазго был одним из крупнейших городов мира и считался «вторым городом империи» после Лондона. И будучи единственной крупной больницей в городе с населением 400 000 человек, Королевский госпиталь изо всех сил пытался идти в ногу с растущими медицинскими требованиями, предъявляемыми к нему.
Как и в Лондоне и Эдинбурге, здесь зверствовала преступность и свирепствовали болезни. Тем не менее, Глазго был хуже большинства британских городов тех лет. Во время своего визита в город немецкий философ и журналист Фридрих Энгельс заметил: «Я видел деградацию человека на ее худших этапах как в Англии, так и за рубежом, но могу сознательно заметить: я не верил, пока не оказался на тесных улочках Глазго, что грязь, преступность, нищету и болезни в таких масштабах можно увидеть в какой-либо цивилизованной стране». В подобном месте, сказал он, «ни один гуманный человек не посмеет даже держать лошадей».
В Глазго развивалась тяжелая промышленность, в частности судостроение, машиностроение, локомотивостроение, металлообработка и нефтедобыча, и, как следствие, в больницы привозили людей со страшными травмами. Тридцатипятилетний Уильям Дафф сильно ошпарил лицо и верхнюю часть туловища, зажигая свечу над люком на новом нефтяном заводе в Кейт-Плейс. Восемнадцатилетний Джозеф Нил, работавший на местном военном заводе, поставил на огонь оловянную колбу, в которой, как он думал, находился чай. В последний момент он сообразил, что в колбе на самом деле добрый килограмм пороха – но было уже поздно. Часто в больницу попадали люди с раздробленными черепами, отрубленными руками, серьезно пострадавшие в результате падения.
Учитывая количество несчастных случаев на производстве и продолжающиеся вспышки заболеваний, понятно, почему Дэвид Смит считал, что главные обязательства Королевского госпиталя – перед пациентами, а не перед студентами-медиками и их профессорами. Тем не менее, далеко не все разделяли мнение Смита о том, что присутствие кого-то вроде Листера и его подопечных затруднит работу больницы. За несколько десятилетий до этого многие городские больницы за пределами Глазго признали преимущество партнерских отношений с университетами: благодаря этому руководство больницы сразу замечало потенциально ярких специалистов.
Большинство медицинских должностей в крупных больницах Великобритании в 1860 году были хоть и престижными, но добровольными – зарплату терапевтам и хирургам не платили. Доход хирурга формировался из двух источников: частной практики и оплачивающих свое образование студентов. По мере того, как развивалось фундаментальное клиническое образование в Париже и других городах, британские студенты стали ожидать такой же строгости от своего доморощенного образования. Администрация сознавала, что если позволит сотрудникам преподавать в стенах больницы, то сможет привлечь более известных врачей и хирургов, у которых в противном случае было бы мало причин тратить время и знания на учреждение, не предлагающее никакой оплаты. Королевский госпиталь Глазго, очевидно, не разделял эту точку зрения в тот период, когда Листер подал заявку на позицию хирурга. Добавлял абсурда тот факт, что территориально университет располагался довольно близко к госпиталю.
Прошли месяцы, а Листер так и не получил доступа к пациентам городской больницы. Его ученики также были встревожены задержкой, потому что это означало, что и они не могли приобрести какие-либо практические навыки. Обожание Листера в студенческих кругах было так велико, что его избрали почетным президентом студенческого медицинского общества. В конце зимнего семестра класс пошел еще дальше: они подписали декларацию, в которой настойчиво выразили желание, чтобы Листера непременно назначили хирургом в Королевском госпитале. «Позвольте нам выразить надежду (на благо как растущей профессии, так и самого учреждения), что ваше заявление будет удовлетворено, как того требуют ваши способности и должность». Под документом стояло не менее 161 подписи.
Де-факто только спустя два года после начала преподавания Листер получил место в Королевском госпитале Глазго. И даже после того, как его ходатайство было удовлетворено, не утихали протесты со стороны некоторых управляющих больницы, которые выказывали опасения по поводу растущей репутации Листера – явного сторонника прогресса. Тем не менее, он выиграл эту битву (если еще не войну).
