То, что этот секретный государственный груз не нашли при беглом осмотре, ещё ничего не значило. Естественно, никто и мысли не допускал, что выжившие после катастрофы и отправившиеся в сторону материка потащат не самый лёгкий металл с собой – в пешем переходе сквозь лютые морозы и льды вся ценность в пище и топливе. Золото в Арктике ничего не сто́ит – только лишний вес.
Сидели у капитана. Гоняли чай. Тянулось время. Неспешное движение ледокола сопровождалось лёгкими вздрагиваниями корпуса, уже привычными звуками, редко переходящими в действительно тяжёлую вибрацию.
– Я по-прежнему считаю, что самым ценным там были движки, то, из-за чего можно было разводить весь сыр-бор, – Шпаковский, выдув уже третью чашку, разомлел и говорил тягуче и с ленцой, – только там их два всего на виду лежало. Те, которые на крыле, ближе к центроплану крепились. Ещё пару могло сорвать при первом касании и ударе об лёд. Или пока самолёт сунуло на пробеге. То есть, сколько бы мы потратили времени на их поиск, неизвестно. А прибавь к этому ночную разгрузку… Но вообще странно, как их на эту сторону занесло, они ж уже пересекли Северный полюс, шли по направлению на Фэрбенкс. По логике, должны были или на Аляске или где-то в Канаде гробануться.
– Да почему? – возразил капитан. – Ты же читал, что там предполагали. Левченко держал курс в хреновых метеоусловиях. Летели в глубоком циклоне. В облаках. Без связи, при неизвестном ветровом сносе. Солнца и звёзд не видно. Пеленга никакого нет. В высоких широтах компасы, что у них стояли, показывают всё что угодно, кроме правильного направления. А потом, судя по всему, с ними случилось тот же, что и с нами – белое свечение и их переносит сюда. Вообще, этот феномен следовало бы изучить…
– Каким ка́ком? – фыркнул помощник. – У нас есть приборы для изучения «зелёных человечков»? Вот пусть они там, в 2016-м и изучают теперь. Куды целый ледокол подевался.
После последней фразы капитан бросил короткий взгляд на собеседника, но промолчал. Сидел, медленно перемешивал сахар, постукивая ложечкой. На столе перед ним лежали пожелтевшие листы оставленного Леваневским письма. Собственно, это был короткий хронологический отчёт, приколотый к двери в грузовой отсек. Что с ними произошло в последние часы полёта и за те шесть дней, которые они оставались на месте падения, прежде чем отправиться в путь. На материк.
– Мне интересно, хоть кто-то из них дошёл?
– Конечно, их кинуло сюда никак не восемьдесят лет назад. Пять, максимум десять. Причины таких выводов понятны, – Шпаковский пожал плечами, – но о них наверняка бы стало известно. Личности яркие, мужики волевые – о себе бы заявили.
Черто́в снова опустил глаза на записи. Строки были немного неровные, в некоторых местах поплыли от влаги, но вполне разборчивые:
«…шли на двух двигателях из-за отказа масляной системы. Постоянно барахлила рация. Кроме треска помех, почти ничего не было слышно. Принимают ли наш сигнал?
21:00 Передняя кабина стала обледеневать, пришлось её покинуть. Это спасло нас при жёсткой посадке впоследствии.
22:3 °Совершенно сбились с курса. Полёт в никуда. Из-за отказа двух двигателей пришлось снизиться. Однажды привиделось, что летим прямо на горы. Оказалось – кучевые облака. Полная потеря ориентации.
В какой-то момент на нас сверху словно обрушилось северное сияние, ослепило белым светом. Потеряли сознание (это показал опрос всех уцелевших членов экипажа).
…На часах 02:00. Самолёт на земле. Точнее на льду. Как падали, никто не помнит. Кастанаев утверждает, что это он посадил машину. Но он плох. Бредит. У него сломаны рёбра и обе ноги.
Левченко при посадке погиб.
…Утро. Думаю, что 14 августа. Похоронили Левченко. Самолёт разбит. Жалкое зрелище. Коля Галковский уверяет, что рацию восстановил, но в эфире полное молчание. Только помехи.
…15 августа. Взяли высоту Полярной. Определились с широтой, а вот долгота вызвала вопросы и немало споров. Поднялся сильный ветер. Наружу не выходим.
…18 августа. Три дня бушует ураган. Сегодня решили, что идём. Надежды, что кто-то ответит в эфире, уже нет. Всё давно готово: нарты, лыжи, припасы, оружие.
…19 августа. Умер Кастанаев. Похоронили. Отложили на ещё один день. Сильный ветер. Завтра.
…20 августа. Выходим. Направление на юго-запад. Не прощаюсь. Леваневский».
Увидев, что капитан перечитывает записки, Шпаковский принялся успокаивать:
– Да найдём! Там льды старые. Основательные, паковые. Мы как взлетели, сразу банку с маркером уронили. Понимаешь, да? Чтоб не возле самого самолёта, но и недалече.
– Ты уже говорил. Но отыскать всё равно будет непросто.
– Отыщем. Никуда он не денется. Из Арктики.
Великая сибирская полынья
– Узэнько, узэнько! – бормотал капитан, рассматривая изображение, передаваемое беспилотником. – Но уж лучше, чем ничего.
Полынья, та, которая «Великая», оказалась совсем не великой – относительно узкая полоска вдоль материковой линии, между припаем и нависающим с севера обширным массивом. Не без сюрпризов… которые уже не пугали, к ним привыкли и со знанием дела, перекладкой руля, обходили – если какую из шальных льдин закручивало течением, затягивало в кильватер или спутным потоком кидало «под колёса» позади идущему.
Так что ход держали хороший. Любо-дорого!
Зиновий Петрович мог радоваться, что, по крайней мере, в кильватерной колонне, на малых и сверхмалых дистанциях, его корабли теперь заткнут за пояс любого, самого разопытного флотоводца. И эта чёткость взаимодействия держалась не только благодаря супер-пуперским радиостанциям. Была уже выстраданная опасностью и льдами практика. Да и Рожественский, что бы там ни говорили по эскадре о его сволочном характере, «накрутил хвосты» бездельникам и неумехам – теперь при маневрировании полагались не только на беспроводную связь, но и на семафоры.
Невзирая на то что до Берингова пролива оставалось пройти чуть больше тысячи миль, все уже мысленно были в Тихом океане. Думая о предстоящих сражениях. Война уже гуляла на устах, она щупалась руками, при начавшихся тренировках орудийной прислуги, зримо глядела медными футлярами полузарядов, стоящих рядками в снарядных кольцах «чемоданов».
Адмирал, дождавшись более чистых вод по курсу, получив на то и подтверждение с ледокола, рьяно занялся эскадренным маневрированием.
Воздушная разведка гарантировала бассейн с не менее чем десятимильной шириной, вытянутый на все тридцать, а то и больше.
«Черноморцы» послушно изображали из себя неприятеля, а отряд броненосцев на больших скоростях «вальсировал» вокруг, накручивая коордонаты.
Впрочем, издалека эволюции особо резвыми не казались.
С ушедшего вперёд миль на шесть «Ямала» броненосцы выглядели, как серые увальни на поверхности моря, пачкающие дымом рассвет. Пожалуй, только «Ослябя» отличался более светлым пятном.
