Справедливости ради надо бы сказать, что меркантильное упрямство и склочный характер американского шкипера сыграли на руку русским. Иначе угольщик как призовой трофей успел бы уйти в Японию ещё до появления отряда Рожественского.
А так… что-то там, на судне вдруг потребовало ремонта и задержки в бухте.
И что уж пытался выцыганить шкип у японцев, непонятно… однако своё, пусть и застрахованное корыто, сберёг.
Рожественский же, после перегрузки угля в бункеры броненосцев, отпускать «американца» был не намерен, собираясь принудить того ещё некоторое время походить в составе отряда, с временным отстоем в Петропавловске. Недельки на две. Так как выходило, что иностранцы-нейтралы «лишку» увидели.
А вот спустя десять-пятнадцать дней, когда секрет, что Северным путём прошли все три броненосца, будет уже «не секрет»… вот тогда янки могут убираться на все четыре стороны.
Зная об альтернативе вообще на этот срок застрять в бухте Провидения под присмотром призовой команды, американский капитан уже благоразумно помалкивал.
Но… гнев гневом (командующего), а «кнут» был сдобрен некоторым «пряником»: за задержку обещали договор на продление контракта по поставке угля. На что был уполномочен представитель заказчика – тот почтенный дядька, сопровождавший груз. Правда, с пересмотром расценок, так как верили, что риски на море (стараниями Рожественского) теперь будут гораздо меньшими.
Адмирал даже приказал выплатить незначительную компенсацию американским матросам за ранения и направил людей для ремонта повреждений на судне, полученных в ходе столкновения с японцами.
На самом деле такая неожиданная покладистость имела трезвый расчёт.
Надлежало удалить все следы-улики обстрела всё-таки нейтрального судна (со шкипера станется и иск подать). И если гильзы были собраны практически сразу после захвата транспорта, теперь следовало извлечь все пули, особенно уделив внимание нестандарту. Понятно, чьему!
С решением попридержать подле себя транспорт с углём отпадала необходимость полностью выгребать его трюмы. Это можно было сделать и погодя – в Петропавловске. Поэтому Рожественский приказал произвести ограниченную бункеровку.
Теперь вопрос вынужденного стояния в бухте определялся тем, как быстро на «Ослябе» перелатают котельным железом развороченную носовую оконечность. Бэр докладывал, что случись шторм или крепкая волна, вполне ожидаемые в северных широтах, в носовые отсеки будет поступать забортная вода. И уверял, что к тому времени, как стемнеет, он должен управиться с починкой.
Запланированно начал преображаться «Смоленск», перекрашиваясь в боевой цвет – во всё тот же «ослепляющий камуфляж». Соскользнул с гафеля трёхцветный торговый флаг, заменяясь необходимым вымпелом. На корме расправился военно-морской андреевский, и местным торжеством произошла смена названия, превратив гражданское судно во вспомогательный крейсер «Рион».
Официальное заявление Морского ведомства России о внесении «Риона» в список императорского флота уже должно было произойти.
Было ещё одно важное мероприятие – на кораблях надо было снять ледовую защиту с винтов и рулей. Дело своё все эти навесные приспособления уже сделали, и теперь только будут влиять на ходовые и маневренные качества.
Собственно, если бы не предложение капитана ледокола помочь, Рожественский и не загоношился – то, что наклепали в портовых условиях на скорую руку, просто так не демонтируешь.
С «Ямала» пришёл катер с водолазами и какими-то необходимыми для работы агрегатами. После спуска под воду и осмотра пришельцы деловито взялись за дело.
– Им и расклёпывать ничего не надо, – пояснил как всегда больше всех знающий Коломейцев, – у них какие-то газовые горелки – срежут и все дела.
* * *
После обеда разъездной флагманский катер попыхтел, побегал от борта к борту, свозя командиров кораблей на совещание.
По первому представлению, в совершенно незамысловатой ситуации, Рожественский неожиданно столкнулся с дилеммой. На повестке уходящего дня (и однозначно грядущей ночи) стоял вопрос, как быть с ещё одним вспомогательным крейсером японцев.
Примерный пеленг на работу его беспроводного телеграфа с ледокола, конечно, выдали… скорее, сложностью была дистанция! По всем расчётам местоположение «японца» было в пределах курсовой линии отряда.
Это давало основание думать, что с «Мару» можно будет разобраться без каких-либо сложностей, не разделяясь, не уклоняясь, практически мимоходом.
Так, во всяком случае, хотелось!
А дальше начинались детали и неувязки.
На каком удалении отстоит «японец», было неизвестно. Пока.
Опираясь на помощь потомков с обнаружением, Рожественский, уже апробированным вариантом, рассчитывал выйти под покровом ночи на цель.
Вот только в пропорцию времени, скорости и расстояния этот план никак не укладывался.
Штурманский расчёт навскидку давал основания полагать, что если выйти ближе к ночи, после починки «Осляби», то перехватить противника удастся… в лучшем случае на рассвете.
Было известно название судна – «Маншю-Мару». Это был бывший пароход «Маньчжурия» на 5000 тонн водоизмещения, со скоростью хода 18 узлов
24. Как военная единица, вооруженный от силы двумя 120-мм орудиями с довеском из мелочи, проблему собой представлял ровно в своей задаче – обнаружить отряд Рожественского и донести эту информацию до командования.
В принципе его мог перехватить «Рион», который и вооружён был лучше, и ход имел на два узла больше. Но перед Зиновием Петровичем стоял пример «Осляби», получившего всего одно, но такое досадное попадание.
А «Рион» и вовсе был безбронным.
И до Петропавловска – тысяча миль с хвостиком, по неспокойному морю, при уже поползшей вниз стрелке барометра.
Дав высказаться своим подчинённым, адмирал ничего нового для себя не услышал.
Кстати, после доклада мичмана о действиях штурмовой группы при захвате угольщика, в голове взбреднула мыслишка: «А не вернуть ли под русский флаг подло конфискованный пароход?!»
Но и тут ждало разочарование.
– Если и удастся выскочить на него в ночи́ неожиданно, не схлопотав в упор, даже из мелкого калибра, – осторожно аргументировал капитан 2-го ранга Троян Пётр Аркадьевич, командир «Риона», предполагая, что именно его кораблю поручат эту миссию, – это ж не в тихой бухте. На океанской зыби побьём борта.
– Для такого дела не одну тренировку надо провести, – с сожалением должен был отступиться от возможности проявить себя абордажник-мичман, – чутка промашку по быстроте дадим, подорвёт супостат и себя и пришвартованный «Смоле…»… э-э-э… «Рион».
