— И самка не мешала одному из птенцов убивать остальных?
Ёкай кивнул.
— Она хладнокровно следила за их борьбой насмерть. Не вмешивалась, выжидая, когда решится, кто из отпрысков заслуживает права летать рядом с ней.
Намек демона вышел настолько прозрачным, что Ариман улыбнулся.
— Хотя Магнус подарил тебе новое тело, твои старания посеять раздор по-прежнему смехотворны.
— Я до сих пор не разобрался в тонкостях общения смертных, — бесстыдно расхохотался автоматон. Смех получился омерзительно живым для механического существа, абсолютно противоположного биологическим созданиям. — К несчастью, всякая тварь верна своей природе.
— Тебе не запутать меня фальшью, — предупредил Азек.
Афоргомон поводил пальцем по линиям резьбы на своем искусственном теле, словно обдумывая, к какому обману прибегнуть теперь.
— Ты должен знать, что моя сущность — грозная ипостась Пантеона, которую провидцы нерожденных называют Сплетением Судьбы. Беспримесная непредсказуемость и хаос. Любая эпоха грандиозных перемен представляет собой цепочку Сплетения, и ее звенья — ключевые моменты, в каждом из которых самый малозначимый выбор приводит к последствиям колоссальных масштабов. Что-то, считавшееся дурным, оборачивается прекрасным; нечто, казавшееся непреходящим, оказывается конечным; то, что смертные мнили вечным, неожиданно исчезает без следа. Даже ты наверняка видишь, что в нынешние времена Сплетение Судьбы проявляется как никогда ярко.
Демон наклонился к Ариману так близко, что воин ощутил горький смрад сковывающих чар и рассмотрел безупречные узоры бороздок на керамическом корпусе.
— Моя хаотическая суть лишает провидцев их дара, — сказал ёкай, — поэтому, если ты столкнешься с моментами Сплетения, разумно будет не сопротивляться и позволить им пересоздать тебя. Тогда то, что сначала покажется тебе кошмарным и извращенным, станет восхитительным.
— Мне надоело выслушивать твою ложь.
Хотя у автоматона не было лица, Азеку показалось, что демон раздосадован неспособностью воина осознать какую-то фундаментальную истину.
— Что ж, ладно, — произнес тот, поднявшись со скамьи. — Но лучше вспомни все Сплетенные Судьбой мгновения твоей жизни и подумай, когда и как ты мог бы отдаться на волю рока и познать чудо.
— В твоих доводах есть изъян. Ты говоришь, что я должен принимать изменения, но они очевидны лишь в ретроспективе. Мне кажется, в критической ситуации не так просто распознать определяющий момент.
— Посмотрим, — ответил Афоргомон. — По-твоему, я собираюсь предать тебя? Возможно, но имей в виду, что я не единственный скорпион в твоей постели.
Ариман отвернулся от ёкая.
— Убирайся с моего чертова мостика.
Ямбик Сосруко поставил на столик четыре изящные чашечки, по две с обеих сторон от раскрашенного керамического кувшина. По его окружности тянулись картины из жизни героев, выведенные тонкими, как волосок, штрихами бледно-голубой окиси. Художнику удались настолько плавные переходы, что казалось, будто возвышение и низвержение персонажей повторяются в бесконечном цикле.
Нагасена рассматривал эти эпические сцены, пытаясь скрыть, насколько сильно изумила его внешность хозяина «Аретузы». Сигиллит, разумеется, предупредил Йасу о болезни и уродстве магоса, однако ничто не могло подготовить агента к личной встрече с Икскюлем.
Сейчас парализованное тело Умвельта напоминало мумию, но Нагасена помнил его совершенно иным. Последний раз он видел Икскюля четыре года назад, и за это время дегенерация моторных нейронов лишила техножреца власти над собственным организмом.
Клетка-экзоскелет охватывала бесполезные теперь конечности магоса, а жизнь в его дистрофичном теле поддерживала комплексная система из проводков электростимуляции, механических легких и булькающих трубочек внутривенного питания. Затылочную половину черепа Умвельта заменял гудящий БМУ
[61], благодаря которому техножрец мог контролировать свою «упряжь» и передвигаться, пусть и не с прежней ловкостью. На лице Икскюля застыла невыразительная гримаса, но в его глазах, после всех невзгод оставшихся человеческими и живыми, пылал неистовый разум.
— Приветствую, Йасу. — Синтетический голос Умвельта тоже оказался лишь тенью прежнего рыка. — Для гостей есть одно правило: не жалеть меня. Да, мое тело сильно изменилось, но личность все та же. Если ты начнешь относиться ко мне иначе или хотя бы подумаешь, что я — больше не я, то нанесешь мне тяжкое оскорбление.
— Как угодно. — Нагасена перевел взгляд на Диона Прома, который весьма внушительно смотрелся даже без доспеха, в хитоне цвета серого сланца поверх обтягивающего комбинезона. Воин жестко и неотрывно взирал на агента, однако Йасу не чувствовал страха. В прошлом они сталкивались дважды, и ни тот, ни другой не горели желанием встречаться в третий раз, но Малкадора не волновали их трения.
По-прежнему безмолвствуя, Дион принялся изучать трио спутников Нагасены.
Первым из них был легионер с черными волосами, тень которых падала на алебастровую кожу, покрытую нанесенными в детстве ожогами-клеймами. Воин по имени Антака Киваан когда-то служил библиарием в Гвардии Ворона, но теперь носил некрашеные доспехи оттенка матовой стали — цвета рыцаря без легиона. Он не уступал Прому в росте и сложении, но почему-то казался стройнее бывшего Ультрамарина.
Йасу прищурился, заметив, что Дион избегает взгляда Антаки. Пром ощутил, что его рассматривают, и глаза легионера блеснули льдом.
Второй и третий компаньоны агента, хотя и были отдельными созданиями, вполне могли считаться единой сущностью.
Госпожа Веледа, карлица от рождения, несомненно происходила с Индуа-Куша
[62], на что указывали открытые черты ее морщинистого лица и орехово-коричневая кожа. Точного возраста женщины не знал никто, но она утверждала, что видела, как Несущий Молнию поднял орлиное знамя при Провозглашении Единства, и Нагасена верил ей. Веледа сидела слева от Йасу и выбивала короткими пальцами какой-то неровный ритм по отполированной столешнице, будто внимая музыке, которую слышала только она.
Охранял госпожу последний спутник Нагасены, Ямбик Сосруко — великан с кожей охряного цвета, облаченный в меха и искореженные железные кольца. Генетически он относился к мигу из Ней-Монггол
[63], однако его сноровку и умственные способности усиливала громоздкая синаптическая корона, придающая гиганту облик государя древних варваров.
Пассажирский салон «Аретузы» считался просторным, но двое космодесантников и огр занимали в нем почти все свободное место. На стенах и потолке из гладкого мрамора и хромированной стали мерцали гололитовые изображения производственных планов. Каюту рассекал вдоль блестящий стол, похожий на поваленный монолит из черного оуслита с прожилками.
