Всех троих передернуло при звуках этого имени. Оно стало ключом к двери, из которой хлынули, расталкивая друг друга, болезненные воспоминания. Узники потеряли дар речи, захлебнувшись в потоке мучительных мыслей, образов утраченного и пережитого ими.
Глаз Лемюэля закололо от едких испарений. Пахнуло жареным человеческим мясом, и рот Гамона, к его омерзению, наполнился слюной. Воздух опаляли лазерные выстрелы и полыхающие струи прометия, а над грудами сгорающих заживо арестантов клубился маслянистый дым. Но, несмотря на буйство пламени, каждый вдох обжигал грудь Лемюэля морозом.
Преисполнившись новых сил, заключенные Камити-Соны безудержно применяли свои способности. Воплощенные кошмары рвали воздух когтями, ураганные ветра свивали из столпов дыма бормочущих фантомов с острыми зубами и безжалостными глазами. Тела смертных раздувались от мощи варпа, приобретая чудовищные, неописуемые очертания. Их плоть искажалась, а сознания раскалывались под натиском имматериальных вампиров, которые овладевали призвавшей их добычей и преобразовывали одержимых по своему подобию. Вихри псионической энергии то ли ревели, то ли мрачно хохотали, пока шепчущие тени утаскивали людей в стены и пол.
В круговорот безумия бесстрашно шагнули воительницы в отделанных бронзой доспехах, с красными и белыми плюмажами на шлемах. Рядом с париями бури высвобожденных чар мгновенно унялись, но таких островков было слишком мало.
Произвольно разбившись на отделения, Сестры прижали болтеры к плечам и открыли огонь, казня арестантов с каждым нажатием на спуск.
— Они убивают всех подряд, — прохныкала Чайя.
Сотни узников ползли по лужам крови, надеясь пробраться в безопасное место, или же укрывались за изрешеченными телами мертвецов. Найдя взглядом Медею, Гамон увидел, что мать и сын обнимают друг друга, а к ним подступает отделение Сестер Безмолвия с огнеметами.
— Надо помочь им, — сказала Шивани, вставая.
— Не будь дурой, Камилла! — крикнул Лемюэль. Вцепившись в запястье женщины, он потянул ее обратно. — Погибнуть хочешь?
Шивани попыталась оттолкнуть его, но безуспешно — страх за ее жизнь придал Гамону сил.
— Что, дашь им умереть?
— Лучше уж они, чем ты!
С ужасом и стыдом Лемюэль понял, что говорил совершенно искренне. Полный разочарования взгляд Камиллы пронзил его до самого сердца. Женщина разжала руку, которой до этого схватила Гамона за робу, и отдернула, словно обжегшись. Следом Шивани испустила вопль ужаса, и ее расширившиеся глаза затянула пленка образов, невидимых другим.
— Ты ранена? — закричала Парвати. — В тебя попали?
Камилла покачала головой. Она смотрела на Лемюэля так, будто встретила его в первый раз и преисполнилась отвращения.
— В чем дело? — произнес Гамон.
— Он резал глотки невинных и пил их кровь, — изрекла Шивани. — Он убивал прорицателей, чтобы похитить их видения.
— Что?! Нет! — рявкнул Лемюэль. — Ничего подобного!
— Не ты, — сквозь слезы пробормотала Камилла. — Предыдущий арестант…
— Какой предыдущий арестант?
— Тот, что носил робу до тебя, — объяснила Шивани.
— Откуда ты знаешь?
Но не успел Гамон задать вопрос, как сам узнал ответ. Промерзшее кольцо металла на его шее треснуло, рассыпалось почерневшими ледяными осколками…
И могучий порыв вернувшейся псионической энергии развеял туман, в котором последние пять лет блуждали мысли Лемюэля.
Он совершенно четко понял, откуда Камилла узнала о владельце робы.
Шивани владела психометрией — способностью определять историю объекта через прикосновение к нему.
Также Гамон вспомнил, что Чайя — низкоуровневый телепат, а познакомились они в больнице на Просперо, когда Лемюэль прибежал к Камилле с новостью о личинках пси-хищника у нее в мозгу.
Сам же Гамон умел читать ауры и прозревать истины, а научил его владеть этой силой…
Казалось, даже воздух смялся от рева боевых рогов, рвущего барабанные перепонки. Разум Лемюэля как будто ободрало воздействие исполинских воинственных аур, переплетенных с хищными духами машин. Эти создания толкали створки огромных врат в дальнем конце зала; как только двери откроются, гиганты сметут все внутри яростным шквалом огня.
— Надо убираться с первого этажа, — сказал Гамон, когда створки раздвинулись еще немного. — Вернемся в камеры.
Шивани кивнула, судорожно дыша. Руки она сцепила в замок, опасаясь ненароком коснуться еще чего-нибудь. Кошмарам Камити-Соны не было числа, и женщине не хотелось узнавать даже о самых мелких из них.
— За мной, — велел Лемюэль, ползком огибая нижние ступени каменной лестницы. У ее основания лежали изуродованные тела — сплавленные, сросшиеся воедино, изогнутые и вытянутые, они полностью утратили человеческие пропорции. Гамон пробирался по грудам колышущейся плоти, что вздувалась миножьими ртами и моргающими глазами. Обливаясь слезами, он начал взбираться на уровень камер, держа на сгибе руки урну с прахом Каллисты.
Трое узников поднимались над всеобщим помешательством и какофонией воплей, над грохотом выстрелов, треском молний и хохотом тварей, что захватили людей изнутри. Добравшись до верхней площадки, Лемюэль испытал могучее дурное предчувствие, заставившее его обернуться и посмотреть на царящий внизу хаос.
В эпицентре кровопролития стоял Принн с невменяемым взглядом, окруженный кольцом завывающих варп-безумцев. Каким-то чудом арестант не получил ни одной раны, кроме тех, что нанес себе сам. Истинный король умалишенных, он продолжал раздирать свое тело обломанными ногтями.
— Они здесь! — с диким восторгом заорал Принн. — Молю, заберите меня! Я сделал все, как вы просили! Теперь я один из вас!
И его мольбам наконец ответили.
Из-под каждой полоски кожи, содранной Принном, засочился тошнотворный свет. Внутренности и кровь узника вспыхнули божественным сиянием.
Происходившие с ним изменения ускорились: эпидермис, артерии и мышцы распустились, словно измочаленная нить. Органы лопнули, а кровь, превратившись в аэрозоль, тут же собралась в несколько шаров, которые завращались вокруг тела Принна, как небесные тела в гротескном алом планетарии. Силуэт заключенного исчез в вихре расходящейся на волокна плоти, но его крики не умолкали.
Красная дымка из останков узника повисла над полом, будто завеса.
За ней возникли какие-то громадные создания.
У Лемюэля свело живот — он увидел, как через пелену, сотворенную гибелью Принна, в зал выходит ангел смерти в доспехах, сверкающих багрянцем и окровавленной слоновой костью.
Легионер и с ним еще многие, подобные ему.
Покрытые алой влагой — всем, что осталось от Принна, — они рассредоточились по нижнему этажу. Бесконечно сложная аура каждого космодесантника блистала, словно лучезарный нимб святого.
