Услышав ворчание и нечто вроде бычьего фырканья, Гамон понял, что убийцы уже на пороге. Он медленно обернулся и тут же прикусил губу, чтобы не вскрикнуть от омерзения.
В дверях камеры стояли две слепых, сгорбленных твари с разодранными мордами. Стуча красными от крови зубами, они дергано водили туда-сюда освежеванными черепами. Робы арестантов покрывали черные пятна, словно нечто ядовитое сочилось из их одержимой демонами плоти.
Чудовища недоуменно захныкали, как избалованные дети, которым не досталось сладостей. Одно из них шагнуло внутрь, и Лемюэль затаил дыхание.
Приближаясь к людям, создание мотало изуродованной головой. Из его разорванного рта тянулись толстые нити темной слюны.
Из безгубой пасти выскользнул язык-присоска.
Монстр попробовал воздух в поисках страха, но не нашел его.
Зашипев от досады, тварь развернулась к выходу.
Гамон бесшумно, облегченно выдохнул.
Но тут заплакал Ферет.
Одержимый узник в дверях остановился…
И Лемюэль сделал то единственное, что еще могло спасти их.
Пламя и кошмары стегали имперских воинов, перерезая их нити.
Каждый выдох пылал имматериальными энергиями; любой предсмертный вопль расцветал коронными разрядами.
Трепещущие всполохи колдовского огня метались в неестественной тьме от одного безумца к другому. В зале плясали рогатые силуэты, фантомные скелеты когтили стены изнутри, прорываясь в реальность.
На полу тлели обломки четырех вораксов. Два павших «Урсаракса» валялись в лужах крови и машинной смазки, от которых тянуло покойницкой.
Да, заключенные Камити-Соны были могучими, но необученными. Они сражались без всякой дисциплины, поодиночке.
«Агнцы под ножом забойщика».
Пром всадил увенчанный черепом посох в грудь мужчины, глаза которого пылали огнем. Ребра и позвоночник узника раскололись, ударная волна превратила внутренние органы в кашу, а пси-импульс Диона уничтожил овладевшую человеком варп-сущность. Визг твари опалил наруч библиария — выжег с металла защитный оберег, начертанный самим Птолемеем в былые светлые времена.
На имперцев наступали сотни арестантов с обугленной кожей, пронизанной магматическими жилами. Они пытались сбежать из терзаемого ураганами зала, тогда как легионеры пробивались внутрь. Заключенные ревели от нечеловеческой кровожадности: они превратились во вместилища чудовищных кукловодов, которые с неутолимым, изначальным голодом алкали людских душ.
Глядя в лица смертных, Нагасена не находил нужных ему узников — приземистого мужчину и стройную женщину с тропически темной кожей, а также девушку с мягкими чертами лица и глазами разного цвета.
Дион свалил десяток арестантов выстрелами в голову; хлынули фонтаны едкой крови. Опустив плечо, космодесантник врезался в толпу неприятелей. Он вращал посохом, разбрасывая тела налево и направо. Расчищал себе место. Плавно ступая вперед, истреблял новых врагов и получал еще больше пространства для маневра. Пром видел битву на пять ходов вперед, как будто тысячу раз отрабатывал ее в теории, тренируясь в клетках для спарринга.
Фенрисийцы сражались рядом с ним, все больше углубляясь в толпу варп-одаренных узников. Бёдвар, воплощавший собой первобытную ярость и неистовство стихии, напускал на противников вихри ледяных осколков и черные, как угольный прах, аватары древних волков. Всех, на кого падал зловещий взор рунного жреца, разили зимние молнии.
Свафнир Раквульф оборонял его слева, отсекая неприятелям конечности чем-то вроде гарпуна с длинным зазубренным клинком. От одного вида глянцевито искрящихся лезвий нуль-оружия Диону хотелось переломить его древко о колено.
Справа от Бъярки бился Виддоусин, который прикрывал командира баклером
[76] с потрескивающим энергополем. Харр Балегюр и Гирлотнир Хельблинд бились поодаль от них, как волки-одиночки; они разили врагов с остервенением берсерков, распевая очажные баллады Этта.
Йасу Нагасена, даже не имея пси-даров, дрался плечом к плечу с легионерами. Большинство смертных недолго бы протянули здесь, но охотник на провидцев обладал настолько быстрой реакцией, что оставался невредимым.
Позади него инфокузнец Виндикатрица руководила смертоносными вораксами — хищными роботами, которые истребляли людей с тошнотворным наслаждением. «Урсараксы», трэллы Креденса Аракса, рыскали по залу стаями и атаковали, заметив подходящую цель. Взмывая над полом на прыжковых ранцах, киборги приземлялись возле врагов и крушили их с кровожадным исступлением, перенятым у безумного господина.
Припав на одно колено, Дион испустил боевой клич XIII легиона, который воплотился в расширяющееся кольцо темно-синего огня. Четыре десятка вопящих безумцев сгорели в одно мгновение, и на их месте возникли фантомы с клыкастыми пастями, но визжащая ведьма с татуировками в виде змей, извивающихся под ее клейменой кожей, осталась невредимой.
В окровавленных до локтей руках она держала кинжалы из бедренных костей. Вокруг колдуньи вертелись покрытые алой влагой черепа; под ними болтались куски хребтов, отсеченные этими ножами.
Выпрямившись, Пром развернулся на четверть оборота и выстрелил ей в голову.
Один из стайных черепов, приняв болт на себя, разлетелся осколками костей и серого мяса. Прочие мертвяки помчались на Диона, словно бойцовые псы. Следующим снарядом легионер сбил вторую освежеванную голову, но остальные подобрались вплотную и защелкали челюстями с заострившимися по-звериному зубами, стремясь вцепиться в плоть врага.
Раздражающая помеха, ничего более. Дион поочередно взорвал черепа мыслями об огне, и пар от вскипевшего мозгового вещества окутал его. Космодесантник снова навел болт-пистолет на ведьму.
— Зачем ты убиваешь родичей? — взвизгнула та.
Когда Пром только входил в эти терзаемые призраками чертоги безумия, его на миг посетила жалость, но при виде оскверненных трупов Сестер он ожесточился и забыл о милосердии.
— Ты мне не родич.
— Я говорила не о себе, — захихикала колдунья.
Легионер выпустил в нее специальный масс-реактивный болт, заряд которого состоял из смеси химической взрывчатки с благородными металлами, гибельными для восприимчивых к варпу существ. Туловище ведьмы разлетелось в клочья, но ее слова глубоко запали Прому в душу.
Из упавшего тела заструилась птицеподобная тень; сотворенная из непроглядной тьмы, она все же блистала множеством режущих глаза оттенков. Сущность хрипло кричала от ярости, расправляя оперенные крылья; с каждым вдохом она росла вширь и ввысь. Из черепа, украшенного растоптанными мечтами, вытянулся загнутый клюв, схожий с крокодильей пастью.
В зале появился один из темных повелителей эмпиреев.
Посох Диона извергнул поток свирепого пси-огня, но пламя впиталось в тело создания. Встретив взгляд твари, воин застыл — на него смотрели два солнца, освещавшие мертвые галактики, а за ними жил разум, сплетавший замыслы, которые дадут плоды лишь через десять тысяч лет. Разжав змееподобные пальцы, чудовище выдернуло посох из хватки Прома неодолимо могучим рывком кин-силы.
